И та дорога вела с горного склона… Так… не была ли это попросту та дорога, которой они почти год назад приехали сюда? Но — и не тот участок, где они потом, в последние дни прошлого года и первые — нынешнего, катались на самодельных санях из остатков установки для актиний? Другой — более далёкий, сразу за небольшим пepeвалом — на который теперь, по пути из интерната, и надо было сперва подняться, так как в тот раз ехали от перевала вниз и только вниз? Хотя и видели сам перевал лишь однажды, при свете дня, через окна автобуса… И всё же, пытаясь представить тот участок дороги ночью при виде сверху, с перевала — Джантар всё более убеждался: это — та самая дорога…
— Да… Есть… — решился наконец Джантар. — Я вспомнил… Та ночная дорога… Это по ней мы ехали сюда… И теперь, этой ночью, нам придётся идти по ней обратно… В Тисаюм…
— В Тисаюм? И… просто идти? — переспросил Талир. — В такую даль? Но это же — десятки киамов… Хотя… — чуть помедлив, добавил он, будто сам убеждая себя, что другого решения нет. — Правда, не оставаться же здесь…
— И почему — идти? — не понял Лартаяу.
— Ах да, там же за проходной — автомобиль, — вспомнил Джантар. — Вот и давайте не терять времени. Об остальном будем думать уже по дороге…
37. Ступени прозрения
— И мы опять сделали, как подсказало твоё видение, — прошептал Герм, насторожённо прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. — И уже идём в Тисаюм… Если всё верно поняли… А то знаете же — видения будущего всегда отрывочны, вне связи с чем-то.… А тут… и с настоящим — не всё понятно…
— Теперь и эта дорога — наше настоящее, — почти шёпотом, ответил Джантар. — Будущим оно было — тогда… И — что нам оставалось…
…Сборы в дорогу были недолгими. С собой взяли — лишь найденный почему-то не на кухонном складе, а прямо в учительской, ящик с консервными банками, ничуть не похожими на те, из которых ели солдаты (должно быть, учителя оставляли их себе, несмотря ни на какой пост), а из кладовой интерната — свои рубашки, и ещё на всякий случай, как и в прошлом году — снятые прямо с обеих сторожевых вышек ручные пулемёты и оказавшийся там же, на одной из них, бинокль. А вот радиоприёмник почему-то забыли — хотя он и так уже практически молчал — и вспомнили о нём лишь позже, по дороге. И совсем странно было — что, выходя… почему-то даже не подумали воспользоваться легковым автомобилем, действительно стоявшим у выхода на шоссе, пусть и с тремя трупами на борту — как сразу, пока было светло, увидел Лартаяу… (Когда он успел побывать там и увидеть это? Правда, тогда пробраться по этой почти перекрытой ветвями кустарника узкой тропинке было не так трудно и рискованно — как позже, когда стемнело…) Хотя возможно, в трупах и была причина — и их, несмотря на предполагаемую этническую избирательность поражающего фактора, даже не рискнули касаться… Но нет — об автомобиле, выходя на шоссе, почему-то даже не вспомнили, тоже спохватившись лишь потом… Да ещё — дополнительным потрясением оказались увиденные в темноте кладовой и нижнего склада Талиром запчасти для техники непонятного назначения, и упаковки ещё с напитками и заварками явно не для детского употребления, судя по надписям — производства Ситхурао. А впрочем — было и не до этих так не вовремя раскрывшихся новых тайн, не до вопроса, кто хранил какие запчасти, и кто, даже несмотря на пост, баловался наркотиками: солдаты, учителя, или кто-то из вспомогательного персонала. И все просто молча вышли — и двинулись в путь…
Сначала шли в какой-то особенно глухой тишине — Джантар, давно не бывавший (как, впрочем, и остальные) за стенами интерната, успел забыть, что ночью может быть так темно и тихо. Ведь в интернате все ночи напролёт двор освещали прожектора — и главное, чем все эти несколько месяцев бывали заняты ночи… Но теперь, на ночной дороге, Джантару стало вспоминаться не это — а те короткие эпизоды за пределами собственно интерната, когда ходили ловить актиний в ледяной воде горных ручьёв, а потом, поздней осенью, и зимой — несколько раз катались с горы по серпантину, представлявшему собой продолжение этой дороги по другую сторону от интерната. Всего несколько раз, несколько дней… А когда после долгой оттепели, тянувшейся почти весь радан, в начале второго месяца года, синфара, вновь ненадолго выпал снег, им уже не пришлось воспользоваться этим — директором был не Гинд Янар и не Флаариа, а Бигарз, для которого они, дети, были почти заключёнными. И как знать, что и когда вообще увидели бы за пределами интерната — не случись то, что случилось… Хотя тут и думать о чём-то, вспоминать что-то было страшно, чтобы вовсе не сорваться — как тогда, в тоннеле в Арахаге. Но и то, казалось, было не сравнить с происходившим теперь. Ведь тогда никто не призывал всех встречать конец мира, не ждал, когда в океан начнут падать звёзды…