– И чего мы там нежимся, бойцы? – прорычал с дороги майор Трофимов. – Ничего не перепутали? Это еще не Берлин! Первая рота ушла вперед, а вы еще тут канителитесь… А ну, строиться в походно-боевую колонну!
К середине дня общие потери штрафбата составили больше ста семидесяти человек.
Люди устали. Но командование гнало их дальше. Стрелковые части прорывались через естественные и искусственные преграды, форсировали речушки и каналы, брали деревни и небольшие города, седлали тактически и стратегически важные дороги. Первую линию немецкой обороны прорвали практически везде. Войска неумолимо катились ко второй полосе. Танковые армии маршал Жуков в бой не бросал – ждал, пока пехота расчистит путь. Казалось, наступление не остановится, врагу не собрать силы, чтобы дать отпор. Мысль о том, что осталось совсем немного, придавала солдатам сил, разгоняла сон и усталость. Впрочем, на привалах люди засыпали мгновенно, и офицеры сбивались с ног, бегая по головам и возвращая подчиненных в мир бодрствующих.
Во второй половине дня похолодало, ветер нагнал тяжелые тучи, заморосил дождь, и все пространство на пути наступающих колонн раскисло, превратилось в липкую кашу. На западе, на севере, на юге гремела канонада, над облаками гудели бомбардировщики, идущие на Берлин.
Еще одну деревню взяли штыковым ударом. Добротные каменные дома презрительно молчали. Беседовать с местными не хотелось.
– Вот ведь живут, сволочи, – ворчали солдаты, исподлобья разглядывая резные помпезные ограды, двускатные черепичные крыши, окруженные зеленеющими деревьями. – Что за черт, мужики, объясните, если немцы такие богатые, на хрена они на нас напали?
Кто-то сгоряча пальнул по окну – посыпалось стекло, и в глубине дома испуганно заверещала женщина. В южной части городка разгорелась стрельба – не перевелись еще желающие сопротивляться. Застрочили пулеметы роты Маевского, заглушив жиденькую трескотню «шмайссеров».
За оградой дома что-то шевельнулось. Максим успел отпрянуть и оттолкнуть зазевавшегося Борьку – щелчок, и понеслось по дуговой траектории. «Безоткатный фаустпатрон!» – подумал Максим. Стрелок был неважным. Граната пролетела мимо оторопевших солдат, вонзилась в стену дома напротив и громко рванула. Посыпались кирпичи из кладки.
– Ложись? – неуверенно предположил кто-то.
Но Максим уже бежал вперед. Он перегнулся через чугунную ограду, схватил за шиворот щупленькое тельце, перетащил на свою сторону. Противник вырывался, мычал, отбивался ногами. Коренич швырнул его на землю, придавил подошвой.
Противник оказался тощим мальчишкой лет четырнадцати в подвернутых мешковатых штанах, тонкой кожаной жилетке, куцей курточке. Клепать детские каски немецкая промышленность пока не научилась, поэтому малолетние члены гитлерюгенда носили те же каски, что и взрослые. Она закрывала пацану все лицо, и парень туго скрепил ее ремешком на подбородке – чтобы не упала.
– Ни хрена себе, с детьми воюем, – удивился Хорьков.
– Пионер-герой, не иначе, – уважительно протянул Бугаенко, срывая с пацаненка каску.
Борька засмеялся:
– Пионеры юные, головы чугунные…
На солдат смотрели огромные детские глаза. Мальчонка умирал от страха, но при этом хотел выглядеть мужественно и бесстрашно, от чего смотреть на него без смеха было невозможно. Вид широкоплечих мужиков в замызганных телогрейках окончательно вверг его в панику, слезы выступили в глазах, мальчик съежился, подтянул под себя ноги.
– Может, выпороть? – задумчиво предложил Соломатин. – Ну, или, в крайнем случае, уши надрать…
– Можно и выпороть, – согласился Ситников, вытаскивая из штанов ремень, сложил его вдвое, схватил пацана за шиворот, перевернул и принялся вполсилы лупить по костлявой заднице.
Мальчонка извивался, ругался, пытался укусить бойца за руку.
– Да ладно, даже бить его неохота, – отбросил солдат ребенка. – Тоже мне, противник. А мог ведь и попасть. Ну так, по дури. Ну, что, защитник рейха недоделанный! – прорычал он, нависая над ошалевшим от страха шпендиком. – Осознал всю глубину и безысходность ситуации? А теперь вали отсюда, пока мы добрые!
Пацан не понимал, что ему говорят, втягивал голову в плечи. Максиму стало противно. Так наказывают котенка за мелкую пакость. И ведет себя котенок точно так же – корчится, прячется.
– Вставай, – сказал Коренич по-немецки, схватил мальчишку за рукав и поставил на ноги. – Не убьем мы тебя. Но если еще раз возьмешься за оружие, вернемся и оторвем голову. Понял?