Все! Экзекуция закончена. Хотя, нет. Минут через двадцать ослабляю жгут и присматриваюсь к своей повязке на ноге. Нормально, вроде бы? Кровь не просачивается. Закрылась рана. С облегчением снимаю жгут. Да, курсы оказания первой медицинской помощи я прошел когда-то. И еще не все забыл. Точно помню, что жгут нельзя долго держать. От этого нога может отмереть. Нельзя долго пережимать кровяные артерии и вены. Уф! Вот теперь можно и отдохнуть. А то я что-то устал. Видимо, эта матерая слабость у меня из-за потери крови образовалась? Хорошо, что я успел перевязаться. Пока был на адреналине. А сейчас вот наступает откат. И меня в сон клонить начинает. Но еще рано.
Надо укрытие от солнца найти. А то здесь на песочке я быстро в запеченную картошку превращусь. И попить бы. Но воды нет. Эх, знать бы что такое случится. Я бы точно флягу с водой с собой прихватил. Кстати, она у меня была, но так в кабине моего горящего «Харрикейна» и осталась. А жаль! Зато я могу перебраться в тень. Надо спрятаться от этого долбанного солнца. А то песок очень горячий. Вон там, вроде бы, тенек имеется? Кое-как смог проползти к куску стены, торчащему из песка. По виду это что-то древнее. Но не античной эпохи. Это что-то более убогое и новое. Такие вот кособокие домики из глины здесь строят местные аборигены. Типа, египтяне. Хотя какие из них Египтяне? Как из меня балерина. Это потомки арабских завоевателей. В Египте живут арабы. В основном. И негры, но те на самом юге ютятся. А чистокровных египтян здесь нет. Такой народ исчез очень давно.
Вот под такие хмурые мысли о коренных египтянах я умостился у стеночки. В тени. Здесь меня сверху очень удачно прикрыл купол парашюта. А потом я отрубился. Заснул или потерял сознание? Я этого так и не понял. Очнулся уже ночью. На небе ни единого облачка. Ветер стих. И миллиарды звезд. Круто! Такое зрелище в цивилизованных землях не увидишь. Долго лежал прислушиваясь к тишине пустыни. М-да! Меня за это время так и не нашли. Никто не прибыл меня спасать. Похоже, что меня тут бросили? Похоже, придется самому выбираться? Но как это сделать? Нога хоть и меньше болит. Но ходить я еще не скоро смогу. Надо костыли. А их нет. И сделать не из чего. Парашют для этих целей не подходит. Что у меня есть? Одежда, пистолет «Маузер» в деревянной кобуре, складной нож, пять галет в бумажной пачке, небольшой блокнот, часы и компас. В принципе, нормально. Если бы я был на ходу. То уже бы шагал в сторону своих, ориентируясь по компасу. Но идти я не могу. Только не с такой ногой. Ползти? Ну, это вообще из области фантастики. От потери крови и жажды я как-то сильно ослаб. Теперь мне не то что ползать — руками двигать тяжело. Вот такие пироги с котятами. И еще я очень хочу пить. Хоть глоток. Один глоточек. Маленький! Впрочем, я кажется знаю, как достать воду. Пластика у меня нет, но есть кожаный летный шлем и очки. Из них можно попробовать соорудить дистиляторную установку, которая будет извлекать воду из воздуха. Это что-то вроде сбора росы. Я когда-то давно еще прошлой жизни о таком способе добычи воды в жарких странах передачу смотрел. Вот и запомнился метод. Очень интересный и необычный. Только там люди использовали пластиковые бутылки, траву или ткань. Но у меня их нет. Но есть заменители. Вот и попробую добыть воды. Все равно мне делать больше нечего. Только лежать и ждать, когда меня найдут.
Глава 28
О спасителе
Следующий день проходит в попытках добыть воду путем дистилляции ее из воздуха. Хреново получалось. Может быть, я все не правильно делал? Или в пустынном воздухе было слишком мало влаги? Но воды мне удалось собрать не очень много. Чисто горло промочить. В общем, жажда меня мучила весь день. И от этого даже есть особо не хотелось. Тем более, что из еды у меня было только пять галет. И из них три я успел слопать в течении дня. Не густо, но еду тоже экономить надо.
Следующая ночь прошла как-то беспокойно. В темноте слышались какие-то шорохи, а потом над пустыней поплыл переливистый лай-вой каких-то местных зверушек. Скорее всего, шакалов. Они тут в Египте водятся. Это, конечно, не волки. Но если накинутся стаей на ослабевшего от ран человека, то могут загрызть насмерть. Я здесь такие страшные сказочки слышал. Война меняет правила. Сейчас в пустыне появилось много убитых и раненных людей. И местные хищники начали пробовать их на зуб. И их страх перед человеком начал отступать. Для этих плотоядных зверушек человек стал просто источником вкусного мяса. В общем, пришлось спать вполглаза. А когда мне показалось, что шакалы подошли слишком близко. То я без особых затей выстрелил в их сторону пару раз из своего «Маузера». С огнестрельным оружием пустынные хищники были хорошо знакомы. Поэтому больше близко не подходили и тявкали где-то вдалеке за барханами. К счастью под утро они куда-то свалили. И дали мне поспать немного.
Этот день принес мне частые обмороки. От недостатка воды я все чаще стал впадать в полубредовое состояние. А возможно, еще и рана воспалилась. И поэтому меня так начало колбасить. Я лежал в тени от парашюта и остатков стены и дремал. Временами проваливаясь в забытье. Сколько так прошло времени? Я не знаю. Но когда я открыл глаза в очередной раз, то увидел его. Поначалу подумал, что брежу. И меня посетил очередной глюк. Но зажмурившись и хорошо проморгавшись, я все же понял, что он вполне реален. На вершине бархана стоял верблюд. Самый настоящий. С какими-то котомками и мешками, висящими по бокам. А рядом с этим экзотическим зверем. Я его сразу и не заметил. Замер его хозяин. Молодой араб в одежде бедуина. Очень молодой. Ему с виду было не больше шестнадцати лет от роду. Совсем еще мальчишка. Но здесь в пустыне в племенах бедуинов-кочевников такие вот пацаны уже считаются взрослыми мужчинами.
Его звали Хасим эль Бакир. И был он родом из небольшого кочевого племени бедуинов. Этим детям пустыни не было никакого дела до Большой Войны, которая докатилась и до этих глухих мест. Кочевники оставались нейтральными персонажами в этих разборках белых колонизаторов. Правда, сейчас им приходилось гораздо дальше уходить в пустыню. Чтобы не попасть под шальной выстрел, снаряд или авиабомбу. Собака лает — караван идет! Бедуины жили по такому принципу. Их не касалось все, что происходило сейчас в Большом мире. У них была своя жизнь и свои проблемы. Но на этот раз путь молодого кочевника пересекся с белокожим чужестранцем. То есть со мной. Нет, если бы я был в порядке. И мог двигаться самостоятельно, то Хасим эль Бакир мне бы и слова не сказал. Возможно, указал бы правильную дорогу через пустыню. Но не более того. Однако, я был ранен и практически беспомощен. И если меня оставить здесь в таком состоянии, то я скоро умру. Это Хасим понял сразу, взглянув на мою рану. Возможно, будь на его месте более зрелый и опытный араб. То он бы не стал мне помогать. Не стал бы со мной возиться. Но Хасим был еще юношей. Идеалистом, пока еще верившим, что надо жить по законам предков. А предки бедуинов наказывали своим потомкам, чтобы те никогда не бросали беспомощных людей в беде посреди пустыни. И молодой кочевник пока верил, что надо жить именно так, а не иначе.
Нет, вообще-то, Хасим сюда явился совсем не по мою душу. Просто он заметил мой парашют. Его издалека можно было разглядеть в этой бесконечной пустыне. Мне повезло, что купол зацепился за стену разрушенного здания. И торчал там на верхотуре, обдуваемый ветрами. В общем, повезло. Мне. Одинокий бедуин, куда-то следующий по пустыне по своим делам, увидел мое убежище. И решил проверить. А нашел меня. Помирающего от ран и жажды. Думаю, что еще немного и я бы ушел за грань, чтобы никогда не вернуться назад. Но Хасим эль Бакир появился раньше чем я умер. И тем самым спас меня. Первое что он сделал — это напоил меня. В бурдюке кочевника плескалась мутная, теплая и не очень свежая вода. У нее был отчетливый привкус кислой кожи. Но ничего вкуснее в своей жизни (в обоих жизнях) я не пил. Это был кайф. Настоящий кайф! Потом Хасим осмотрел повязку на моей ноге, но ничего трогать не стал.