– Это уже не играет роли. Рано или поздно город всё равно будет освобождён, и лучше сделать это сейчас, когда наши армии сильны, а враги почти уничтожены. Эльф обернулся.
– Ронненберг посреди Чёрной Орды будет всего лишь осаждённым городом, – заметил он негромко. – Но тот же Ронненберг, после спасения Эравии и Арнора, станет править всеми землями нашего мира. Маги получат власть, о которой не мог мечтать ни один король в истории. Ты всё ещё сомневаешься, что они выберут? Внезапно ответила драконесса, до сих пор молча слушавшая беседу.
– Зачем же ты нам помогаешь?
– Я не помогаю вам, – коротко ответил Аэт. – Я спасаю город.
– Значит, ты принимаешь на себя кровь всех народов, которых уничтожат разгневанные маги? – крылатая прищурила глаза.
Эльф медленно выпрямился. Молчание длилось так долго, что стал слышен шорох песчинок, гонимых ветром по несокрушимому монолиту улиц.
– Я должен спасти город, – тихо сказал Аэт. – Нельзя проходить мимо нуждающихся в помощи.
– А если помощь нужна ядовитой змее, готовой ужалить после спасения? – резко оборвала драконесса.
– Это не имеет значения. Никому нельзя отказывать в помощи. Крылатая горько улыбнулась.
– Тогда почему ты отказываешься помочь нам? Аэт покачал головой.
– Я помогаю вам.
– Чем? – спросил Гуркан. – Если ты освободишь Ронненберг и спасёшь пленников подземелья, это будет помощь нам с Талией, лично. Но всем народам, победившим в войне, ты, Аэт – юноша ткнул пальцем в грудь эльфа – ты, лично, подаришь смерть.
Бессмертный отвернулся. Над мёртвой улицей повисло молчание. Наконец, изумрудная драконесса шагнула вперёд и склонила голову к эльфу.
– Освободи Ронненберг на час, позволь нам спасти пленников и вновь обрати город в камень, – сказала она мягко. – Ведь это не смерть. Спустя несколько лет, когда последние огни войн погаснут и опасности больше не будет, мы сможем вернуться сюда и дать магам свободу. До тех пор, спасение Ронненберга будет означать гибель миллионов, виновных лишь в том, что они родились не людьми. Аэт закрыл глаза.
– Я тоже не человек, – сказал он негромко. – И потому не берусь судить, кто больше достоен жизни – тысячи мирных горожан Ронненберга, или тысячи солдат ваших армий, несущих смерть и рабство целым народам. Он повернулся к драконессе.
– Сто сорок лет назад я увидел Ночь, – сказал Аэт, не раскрывая глаз. – Эльфы не бессмертны, дракон. Мы просто никогда не жили по-настоящему. Сто сорок лет назад, всего миг я был живым, и с тех пор медленно умираю, гнию в аду, которым стал для меня окружающий мир. Он поднял веки. Крылатая отпрянула, увидев в глазах эльфа мёртвенный синий блеск.
– Как всякий умирающий, я научился ценить жизнь, – негромко произнёс Аэт. – Только взглянув со стороны, можно понять, сколь многое нам дано с рождения. Он обвёл рукой каменный город.
– Здесь нет жизни и нет смерти, нет разума и нет эмоций. Нет времени. Я мог бы остаться здесь навсегда, это место лучше любого другого подходит бессмертному. Но я не бессмертен, я мёртв. Поэтому я верну жизнь этим людям, верну им право жить и умирать по своей воле.
– Ты вернёшь им право жить и убивать, – негромко ответил Гуркан. – Девять лет назад я познакомился с маленькой колдуньей, потерявшей семью почти сразу после рождения. Однажды она произнесла слова, которые я запомнил на всю жизнь: «Только смерть нельзя исправить», сказала она. Молодой хан обернулся к каменному городу.
– Это – исправить можно, – произнёс он жёстко. – Но даже боги не смогут вернуть к жизни тысячи наших друзей, которые погибнут, если освободить магов. Их всех убъёшь ты, эльф! Аэт покачал головой.
– Не перекладывай ответственность на чужие плечи. Освободить Ронненберг решил ты сам, по личным мотивам. Я лишь исполнитель твоей воли, благородный хан.
Драконесса что-то сказала Гуркану на родном языке. Юноша сильно вздрогнул, переспросил. Крылатая кивнула. Молодой хан обернулся к эльфу:
– Я иду с тобой. В башню. Аэт удивлённо приподнял брови.
– Ты сознаёшь, о чём просишь?
– Да.
– Боюсь, что нет, – эльф вздохнул. – Видишь ли, Гуркан, если у меня не получится снять заклятие Джера аль Магриба, я останусь в башне навсегда. Это устройство, – он кивнул на клетку, – сработает лишь раз, выбраться из окна обратно будет невозможно. Юноша отпрянул:
– Ты знаешь это, и всё равно идёшь? Аэт улыбнулся.
– Тело моё гибло множество раз. А разум… – он вздохнул. – Разум медленно умирает уже сто сорок лет. Видя, что Гуркан намерен возразить, эльф поднял руку.
– Не спорь. Когда я сниму заклятие, двери башни откроются и ты сможешь взбежать наверх, чтобы заставить меня вновь околдовать город. Тем временем твоя подруга, – Аэт поклонился драконессе, – будет спасать узников.
Человек и дракон переглянулись. Чтобы не тратить время на бесполезные разговоры, Аэт скинул тунику, оставшись обнажённым, тщательно протёр тело, удаляя всякие следы пота, облачился в загодя высушенную, просторную крестьянскую одежду и натянул сапоги.
– Начинаем, – коротко произнёс эльф. Так они и сделали.
9
Путешествовать в товарном вагоне мне никогда не нравилось, но особого выбора не было; первый поезд с пассажирскими местами для грифонов так и не успели построить. А потом началась война и нам стало не до удобства. Даже те поезда, что ещё ходили, доживали свой век; промышленность Элирании была уничтожена раньше, чем успела развернуться. Я знал, кто в ответе за это, и невольно выпускал когти всякий раз, когда вспоминал имя нойона Рогвальда.
По крайней мере, в товарном вагоне было тепло и никто не приставал с расспросами о потерянных крыльях. Волшебное копьё я обернул промасленной тканью и спрятал в солому.
Поездка должна была длиться шесть дней, но на середине пути паровоз сломался, и мы вместе с машинистом-гномом потратили четыре дня на ремонт котла.
Я люблю технику. Работа с нею успокаивает, машины можно разбирать и снова собирать, улучшать, воскрешать из мёртвых… А проектируя новые машины, чувствуешь себя творцом, первопроходцем, а не беспомощным калекой, чья жизнь продолжается лишь благодаря злому недоразумению. Будь моя воля, восемь лет назад я остался бы в тылу, продолжил восстанавливать фабрику и мог бы сохранить крылья. Но где там, фронту нужен каждый грифон. Я не жалею о прошлом; это была настоящая, яркая жизнь. Только очень уж недолго она продолжалась…
Наконец, утром одиннадцатого дня, поезд, скрипя всеми шарнирами, остановился в лесной глуши, у неказистого полустанка без названия. Отсюда начинался пеший путь в некогда самое секретное место Элирании, военную фабрику «Ноль», где много лет назад я впервые увидел дракона. Здесь же я впервые увидел мёртвого дракона, разрезал его тело, исследовал строение, построил модель скелета и теорию полёта для летающих машин… Странно, не могу вспомнить морду того дракона. Его убили на моих глазах, но было ли мне жаль великолепное крылатое существо, или напротив, я радовался его смерти – уже не помню. Наверно, что-то похожее на жалость я всё же испытывал, ведь брат мой в то время ещё не погиб, а сам я умел летать…
Их можно понять, этих крылатых ящериц; они немало натерпелись от эльфов и грифонов. Но то, что я понимаю их ненависть, не делает меня менее решительным. Драконы были, есть и, боюсь, всегда будут нашими врагами. С врагами надо сражаться. Сейчас, после войны, их осталось немного; большая часть рептилий во главе с вожаком по имени Тандер вернулась обратно за океан, в свою страну, о которой ходило больше легенд, чем о Поясе Богини. На наших землях поселилась только сотня самых непримиримых, ими руководил проклятый Ализон, ставший каганом варварских орд после гибели Владыки. Но и одной сотни драконов более чем достаточно, когда с земли их поддерживают миллионные орды степняков, а грифоны разбросаны по всей стране небольшими группами, без права подыматься в воздух после захода солнца, без права собираться в стаи, без права… Бесправные.