Рене Том, а он был не только первоклассным математиком, но философом, в своей книге дает довольно мрачную оценку перспектив рисуемых его теорией. «В философском, метафизическом плане, теория катастроф не может принести ответа на великие проблемы волнующие человека. Но она поощряет диалектическое, гераклитовское видение Вселенной, видение мира как театра непрерывной борьбы между «логосами», между архетипами. Теория катастроф приводит нас к глубоко политеистическому взгляду: во всем следует различать руку Богов. И здесь, быть может, теория катастроф найдет неизбежные пределы своей практической применимости. Она разделит, быть может, участь психоанализа. Нет сомнения, что основные психологические открытия Фрейда верны. И всё же знание фактов принесло мало практической пользы. Как герой Илиады не мог противостоять воле бога, скажем Посейдона, не опираясь на мощь другого божества, скажем, Афины, так и мы не сможем ограничить действие архетипа, противопоставляя ему тип архетипа-антагониста в борьбе с неопределенным исходом. Те самые причины, которые нам позволяют располагать нашими возможностями действовать в одних случаях, осуждают нас на бессилие в других. Быть может удастся доказать неизбежность некоторых катастроф, например болезни или смерти. Познание не обязательно будет обещанием успеха или выживания: оно может вести также к уверенности в нашем поражении, в нашем конце».
Конечно, власть предержащие будут заинтересованы чтобы никакие катастрофы в принципе не происходили, собственно, в этом заинтересованы не только они. В то же время, качественный скачок белого человечества по-видимому без катастрофы не обойдется, что легко доказывается огромным количеством избыточного элемента и ростом внутренней энтропии расы. Мы говорили, что в случае одного человека скачок может быть успешно преодолен через сумму достаточной силы (увлеченность) и достаточного таланта (организация). Ту же самую модель можно перенести и на уровень всей расы, а ее правильность доказывается тем, что люди именно так поднялись над животными, причем организация имела явный приоритет, ибо человек и сейчас слабее очень многих животных. Так что брали именно организацией, и уже говорилось, что эта организация была очень функциональной, так как не терпела избыточного и высокоэнтропийного элемента. Конечно, первобытное арийское человечество по численности уступало нынешнему в сотни раз и жило отнюдь не миллионными городами, где никому ни до кого нет дела и где все друг другу чужие. Ему было легче выдерживать организацию, так как все имели одну цель. Сейчас, когда белых несколько сот миллионов, вероятность появления у них единой цели, причем такой, что не противоречила бы интересам расы, представляется мизерной, хотя теоретически возможной. Но это не повод для особых волнений. На переходе от примата к человеку всё было куда «стрёмнее», и ничего, преодолели. Но не все. Далеко-далеко не всё. Вот почему мы изучаем опыт более примитивных неарийских племен, таким образом мы как бы заглядываем в свое далекое прошлое. Позволительно задать вопрос: неужели нам не хватает арийского опыта? Опыта-то хватает, но наблюдение за неарийскими сообществами позволяет изучить методы, позволяющие им существовать и увеличивать свою силу, т. е. вещь, которую арийцы стремительно утрачивают. Неарийские общества более устойчивы и к тому же все познается в сравнении. Конечно, ничего оригинального в цветных нет, всё подчиняется обычным биологическими или, в более общем случае, системным законам, но наблюдение за ними сродни опыту, позволяющему оценить еще и эффективность той или иной системы, а значит увидеть собственные слабости и изъяны. В сравнении это увидеть гораздо легче.