Но против Третьего Рейха воевал не только Третий Рим. Против него воевал Второй Карфаген — англо-американская талассократия, бывшая еще и материально-финансовой базой Третьего Рима. Так, через 2100 лет, Карфаген брал реванш. И если тогда, в эпоху Сципиона, «арийский финал» был отложен, то сейчас сумерки расы обозначались более чем явно.
Для армий пришедших в Рим и Берлин не существовало никаких понятий. Аларих брал всё кроме имущества церквей, но говорят что никого не убил. Красные, представляющие мультирасовый, полиэтнический и многоконфессиональный субстрат, тоже брали всё что хотели. Все, от маршалов отороченных Золотыми Звездами и Орденами Победы и до последнего рядового, призванного с глухого татарского или узбекского кишлака. Это даже негласно поощрялось, вспомним хотя бы часто цитируемые тогда строки «великого французского писателя» Ильи Эренбурга: «сломаем гордость надменного немецкого народа!». Много говорят о массовых изнасилованиях, но всё же особых зверств, во всяком случае, от арийской части Красной Армии, тоже не было заметно. Впрочем, красноармейцы, точнее то, что от них осталось, задержались в Берлине ненадолго. Три четверти города уже через месяц будет отдано реальным победителям — карфагенянам-американцам и их союзникам, не потерявшим в боях за Берлин ни одного человека. Так начался Pax Americana, точнее — Pax Novo Carthago. Падение Берлина и разделение его между победителями не означало формального конца Германии, более того, разделенная на два государства в 1949 году, она через пятьдесят лет объединится, правда не под восточной как Рим, а под западной «крышей». Не под византийской, а под карфагенской. Но это будет совсем другая страна, цивилизованная «федеративная республика», даже потенциально неспособная к рывку. Она сможет производить качественные автомобили и станки, электродрели и краски, но она принципиально не сможет удивлять и поражать. Она навсегда устанет от истории. Даже не устанет, а выдохнется. Изойдётся. Вот почему объединивший Германию XIX века Бисмарк, уже при жизни выглядел титанической фигурой; объединивший современную Германию веселый пивной толстяк Гельмут Коль — мелкой политической дребеденью, про которого забыли на второй день после переизбрания. В честь него не будут называть авианосцы, им не будут восхищаться будущие арийские вожди и просто государственно-мыслящие люди. Теперь вспомним, как быстро, сразу же после прихода оккупационных войск, немцы «слили» весь национал-социализм и наперебой шли предлагать свои услуги новым властям — красным «третьим римлянам» и американским «карфагенянам». Причем все — и бывшие эсэсовцы, и бывшие военные, и бывшие функционеры НСДАП, и просто стукачи и провокаторы. Ничего стоического в истории Германии после 1945 года не было, а т. н. «немецкое экономическое чудо», значительно уступает по всем параметрам и японскому и корейскому, притом, что потенциал Германии был значительно выше, особенно в сравнении с Кореей, прыгнувшей в высокоразвитые страны чуть ли не с раннефеодального строя. И сравните тех немцев, с нынешними, особенно в плане их отношений с межвидовыми гибридами, вроде арабов или турок, после чего вам станет понятна фраза Гитлера о «неполноценных существах». Вот они и остались.[325]
Германская система будет первой из тех, что мы рассмотрим. В чем её особенность? А в том, что германские народы с позиции сохранения своей расовой чистоты, были поставлены в наиболее благоприятные условия. Вполне возможно, что и в эпоху доисторического межрасового противостояния земли современной Германии практически не подвергались нашествиям черных племен, что доказывается малым количеством мегалитических строений. И это когда Италия, Испания, Франция, Балканы и Русь были перепаханы вдоль и поперек. Первый серьезный «цветной» удар был нанесён немцам в конце IV века, когда в Европе появились гунны. Сейчас уже невозможно сказать насколько гунны испортили немецкий фенотип, но продержались они в Европе недолго — 50–60 лет. А что в какой-то степени они его подпортили — факт, подтверждение которому мы находим в самой же древнегерманской литературе. Посмотрите как изображаются гунны и их вождь Аттила в немецком, скандинавском и исландском эпосе. В немецком — они довольно безобидные существа, а сам Аттила — бесформенный слизняк, неспособный принимать элементарные решения. И как при таких параметрах он со всей Европы деньги снимал? В скандинавской и исландской мифологии наоборот, Атли — омерзительный азиатский агрессор, убийца, лишенный всякого величия. Казалось бы странно, ведь гунны не дошли до Скандинавии, а тем более до Исландии, откуда такая ненависть? Ответ очевиден: скандинавские и исландские саги составляли те, кто сбежал от гуннов из Германии, те, кто не хотел жить при гуннах. Те же, кто как-то приспособился к реалиями оккупации, кто отдавал им своих дочерей и жен (а это непременное условие лояльности) видя что гуннам это по вкусу, по сути, став частью гуннской системы, пусть и не надолго, потом начали рассказывать сказки про безобидного Этцеля-Аттилу.[326] И как знать, не писали ли первые «воспоминания о гуннах» потомки германо-гуннского смешения? Вспомним, как англичане в начале Второй Мировой войны с подачи Черчилля запустили по отношению к немцам термин «злобные гунны», хотя сам Гитлер называл гуннами мадьяров. Понятно, что Черчиллю кто-то подсказал.
325
Немцы, как большая и талантливая нация занимающая маленькую территорию, не могут полноценно развиваться без вождя, вне зависимости от того как этот вождь будет называться — конунгом, кайзером или фюрером. Только таким способом можно обуздать внутреннюю энтропию немцев стремящуюся разорвать собственное государство. Меллер ван дер Брук в своей знаменитой книге «Третий Рейх», которой, кстати, зачитывался Гитлер, пишет: «Мы были варварами и усвоили наследие средиземноморской культуры. Мы были язычниками и стали защитниками христианства. Мы были разрозненными племенами и образовали национальную общность. Мы отреклись от наших богов и последовали за Спасителем. У нас были свои герцоги, и мы избрали себе короля. Мы начали свою историю с партикуляризма, и мы же стали претендовать на создание универсальной монархии. Мы поставили императора и поделились с Римом властью над кругом земель. Мы были демократией свободных и аристократией пожалованных леном. Мы признали Рим, мы присягали ему на верность и поддерживали его, и должны были, несмотря на это, встать на защиту светской власти против духовной. Наши епископы вели борьбу с папой, а наши князья сопротивлялись своему властителю. Нашими добродетелями были верность и строптивость. Мы переправлялись через Альпы и скакали на Восток. Мы отстаивали политику гибеллинов, и мы же защищали политику гвельфов. Мы были южными немцами и северными немцами. Мы стали мистиками на Западе и пионерами в колонизованной стране. Мы предавали Штауффенов в зените их могущества, вступали один за другим под их корону и в конце концов вручили ее иностранцам. Мы преодолевали распад Рейха земельным суверенитетом, децентрализовались в большом и централизовались в малом. Мы проводили династическую политику и переросли в Габсбургско-испанское государство, над которым не заходило солнце. Мы не создали себе столицы, но образовали великую городскую культуру. У стен Вены мы защищали Запад против Востока и допустили на Рейне прорыв нашей западной границы. Мы противостояли распаду церкви и на тридцать лет превратили нашу страну в поле религиозных битв между различными вероисповеданиями. Сознание нации пробуждалось в стихах и идеях, но Рейх распадался. Немецкий идеализм поднял дух до высшего уровня, когда-либо достигнутого человечеством, но народ, исповедующий его, попал под чужеземное господство. Мы вновь освободились и на этом тотчас успокоились. Мы были народом гениев, но начали нашу новую жизнь с пренебрежения Штейном, непризнания Гумбольдта, недооценки Клейста. Мы допустили, чтобы то опережение всех других народов в духовном развитии, которое мы имели в 1800 г., было ими наверстано. И мы провели столетие в разрешении внутринемецких антагонизмов, пока окончательно не основали Второй рейх. “Прусское водительство” и “объединение Германии” были целями, взаимно перекрывавшими друг друга, до тех пор, пока Бисмарку не удалось, наконец, использовать прусскую идею для того, чтобы подчинить немецкой идее любую другую, — однако тревога за Германию омрачила конец его величественной жизни».. (Moeller van den Bruck A. Das Dritte Reich. Hamburg, 1931).
326
Сочинение «сказок» про подонков, где они выставляются невинными овечками — типичная защитная реакция других подонков. Почитайте, например, рассказы или воспоминания бывших сталинских работников НКВД и вы узнаете очень много интересного. Оказывается, там все делалось со строжайшим соблюдением законности, никаких «замесов» и в помине не было, а следователи вообще являли верх культуры и принципиальности.