Из зала съезда вопрос о земельной реформе попал в правительство, где, естественно, благополучно увяз. В уездах же к тому времени все бóльшую власть начали приобретать Советы, в которых слушали уже не только эсеров, но и большевиков. У последних было огромное преимущество: их партия в правительстве не заседала, и поэтому вопросы о священном праве частной собственности не волновали их вообще никак.
…А потом вдруг что-то произошло. Во второй половине лета начались многочисленные захваты и погромы помещичьих имений. Что именно случилось? Количество перешло в качество? Мужикам надоело ждать у межи погоды? Да, и это тоже, но должен был существовать и какой-то спусковой крючок, произойти что-то такое, что не позволяло крестьянам продолжать ожидание. Тем более лето – странное время для захватов. Летом работать надо, а не собственность делить, иначе зимой все лапу сосать будут – и ограбленные, и грабители.
И тут нельзя упускать деятельность еще одной организации. Называлась она – Союз земельных собственников и сельских хозяев.
Союз земельных собственников существовал в России с ноября 1905 года. После разгрома революции его деятельность сама собой прекратилась. Воссоздан он был в ноябре 1916 года, а после Февраля в него стали принимать и крестьян. Параллельно аналогичные союзы начали появляться и на местах. Вскоре это множество организаций оформилось во Всероссийский союз земельных собственников и сельских хозяев (ВСЗС), учредительный съезд которого состоялся все в том же мае 1917 года. Большинство участников съезда составляли крестьяне, имевшие по несколько десятков десятин земли и поневоле оказавшиеся по одну сторону баррикады с помещиками, ибо на их землю также покушались местные крестьянские комитеты.
В начале июля собрался второй съезд ВСЗС. Основной его темой была аграрная программа, по которой «собственники и хозяева» разделились и едва не раскололись. Каждый тянул в свою сторону. Крестьяне требовали отчуждения помещичьих земель, а помещики отстаивали незыблемость своих владений. В конце концов кое-как договорились: помещики кинули мужикам кусок в виде права на отчуждение необрабатываемых и арендуемых крестьянами земель. Вторая позиция лишала их изрядной доли дохода, но по этому вопросу с мужиками спорить не стоило – можно было потерять все.
Зато по другому решению разногласий не возникло: кто получит эту землю? Съезд решил, что наделяться землей должны только те крестьяне, которые ведут частное хозяйство, и участки передаются им в собственность с правом наследования. Собственники договорились между собой, а общинникам не светило ничего.
После этого надеяться на мир в деревне было смешно.
Итак, в середине лета на местах начались прямые захваты, очень скоро естественным образом перешедшие в крестьянскую войну – поджоги, разгромы имений, убийства.
Начал Тамбов – знаменитое в смысле крестьянских войн место. 7 сентября в селе Сычевка Козловского уезда люди кулака Романова, арендовавшего помещичье имение, ранили двух крестьян, которые зашли на помещичье поле. Ответ последовал незамедлительно: имение было сожжено, Романов убит.
И покатилось. Через неделю восстание охватило 14 волостей Тамбовской губернии, были разгромлены 54 имения. В ближайшие два месяца в губернии состоялись 193 выступления крестьян, из них 136 сопровождались погромами и захватами. Вскоре пылали уже 79 уездов, и пожар продолжал распространяться. Только в трех губерниях Поволжья – Саратовской, Симбирской и Казанской – за два месяца произошло 570 выступлений.
Правительство попыталось, по рецепту 1905 года, применить против восставших военную силу. Однако чтобы применить эту силу, ее надо иметь. Армия набиралась из той же крестьянской бедноты, и одному Богу известно, что передумали и перечувствовали солдаты, участвовавшие в столыпинском усмирении, какие сны им снились в душных казарменных ночах и что они рассказывали новобранцам. Факт тот, что солдаты отказывались стрелять в народ, а часто и переходили на сторону восставших.
Относительно надежны были только кавалерийские полки – в основном казаки, которые сами опасались за свою землю (на них наседали иногородние, требовавшие равных с казаками наделов) и потому могли понять чувства собственников. Но казачьи поля находились на Дону, где уже формировалась к тому времени Донская республика, так что станичникам было не до русских дел.
О том, до какой степени даже эсеры не понимали происходящего, говорит проект, который 11 октября внес на рассмотрение правительства министр земледелия Маслов. Он совершенно искренне считал: для того чтобы умиротворить крестьян, достаточно издать законы, которые регулировали бы земельные отношения. Причем вопрос о ликвидации частной собственности на землю он даже не ставил; крестьяне должны был арендовать частновладельческие земли; скот и инвентарь также оставались у владельца и не могли использоваться без его разрешения. По сути, это было продолжение столь ненавистной крестьянам Столыпинской реформы. Впрочем, масловский проект все равно не был принят. Жаль. Если бы его одобрили, эсеры стали агитировать в его пользу и тем подорвали бы свою репутацию на селе, это уберегло бы будущую Советскую республику от многих бед, связанных с данной партией.