Железный Шлем не почувствовал спада своей мстительной ярости в жуткой тишине. Смертные враги были бы неуместны в таком месте — они просто отсрочили встречу, которую он так сильно жаждал, с тех пор, как начали сниться сны.
На бегу, он понял, что узнает работу по камню вокруг. Он вспомнил символы, вырисовывающиеся из темноты и исчезающие в тенях. Их формы десятилетиями являлись ему. Он бежал этим путем прежде, снова и снова.
Я должен быть здесь. Это место, это убийство были предопределены мне, заключены в вирде. Я готов к этому. Клянусь Всеотцом, я готов к этому.
Второй зал привел в третий, затем в четвертый, каждый был больше предыдущего. Полный масштаб пирамиды начал становиться ясным. В своем зловещем, скрытом величии она, как минимум, была равна стеклянным строениям, уничтоженным в Тизке. Однако здесь не было ни библиотек, ни хранилищ знаний и наук. Это была жалкая имитация, пустая копия того, что когда-то существовало, потому что оригинал невозможно было воссоздать. То, что уничтожили Волки, оставалось уничтоженным.
Стаи миновали последние врата, поднимавшиеся невероятно высоко. Во все направления тянулся гигантский центральный зал, раскинувшийся под вершиной пирамиды. Воздух был еще более густым, словно что-то громадное давило на него. Огромные жаровни, каждая размером с шагоход Имперской Гвардии «Часовой», испускали сапфировый свет, стелящийся по мраморному полу. С цепей, подвешенных под далеким потолком, тяжело свисали знамена длиной в сотни метров, исписанные тускло освещенными символами.
Это были эмблемы рот. Железный Шлем не посмотрел на них. У него не было желания вспоминать, кем когда-то были Тысяча Сынов.
В центре комнаты находилась возвышенная платформа, к которой с четырех сторон поднимались крутые ступени. Это была пирамида в миниатюре, увенчанная плоской поверхностью шириной немногим менее сотни метров.
На платформе был алтарь.
Перед алтарем стоял человек.
Железный Шлем ускорил шаг, когда увидел свою цель. Дисплей шлема ничего не улавливал, но глаза не обманывали его. Их ждала сутулая фигура, немного ниже обычного человеческого роста. Даже с такого расстояния острое зрение Железного Шлема различало черты лица человека.
Кожа была морщинистой и древней, покрытая складками, как выделанная кожа, и старческими пятнами. Он носил мантию цвета красного вина, свисавшую со стройной фигуры, и опирался на длинный деревянный посох. Его руки походили на когти, костлявые с неподстриженными ногтями. Его волосы когда-то, наверное, были длинными и густыми, но сейчас свисали с лысеющей головы седыми прядями.
Когда Волки приблизились, человек поднял голову, наблюдая за их приближением. Он увидел приближающегося Железного Шлема, и бросил на Великого Волка странный взгляд. В нем смешалось много чувств.
Презрение. Жалость. Гордость. Печаль. Ненависть к себе. Ненависть к ним.
Наверно выражение лица трудно было прочесть, потому что оно было необычным в одном важном смысле.
Железный Шлем перепрыгивал ступени, оставив свою свиту как обычно в нескольких шагах позади. Он позволил вспыхнуть дезинтегрирующему полю на ледяном клинке.
— Теперь позволим галактике увидеть твою вторую смерть! — проревел он, когда достиг последних ступеней, и замахнулся клинком, приготовившись броситься в бой.
Человек поднял сморщенный палец.
Железный Шлем застыл на полушаге. Позади него его стая также была блокирована в стазисе. Вся Великая Рота замедлилась и остановилась, скованная в своих движениях неминуемого убийства.
Железный Шлем беззвучно заревел от разочарования, напрягая свои стальные мускулы под малефикарум. Сервомеханизмы его силового доспеха завыли, борясь с неестественными путами, сковывающими их. Он почувствовал пот, сбегающий по бровям, стекающий с висков. Тиски оставались, хотя и немного уступили.
Я могу сражаться с этим.
Великий Волк сжал челюсть, чувству, как скребут о плоть его клыки. Он боролся с колдовством, которое сомкнулось на каждом сухожилии его конечностей.
— Ты силен, Харек Эйрейк Эйрейкссон, — сказал старик. У него был тонкий, сухой голос, окрашенный в странно, по-отцовски звучащее сожаление. — Это не удивляет меня. Я наблюдал за твоим ростом многие столетия.
Железный Шлем чувствовал, как тяжело работают его легкие, колотятся сердца. Если бы он мог кричать, он бы проревел свой вызов. Одна из его рук немного сдвинулась. Подавляющая его тело сила задрожала.
— Все, что ты хочешь — убить меня, — отметил старик, глядя одним слезящимся глазом на своего убийцу. — Ты можешь преуспеть. Даже сейчас я чувствую, как твой жизненный дух побеждает путы, наложенные мной на него.