— Довольно! — рявкнул Бракк, когда волна убийств измельчала, и вставил новый магазин в болтер. — На этом все. Возвращаемся в Этт.
Красная Шкура все еще пытал злостью.
— Почему? — выпалил он, не останавливая жужжания цепного меча. — Мы можем сражаться всю ночь!
Бракк фыркнул. В отличие от вожаков других Стай, он был в стандартной силовой броне, а не облачался в громоздкий терминаторский доспех. Но при этом все равно возвышался над всеми воинами.
— Чтобы ты еще раз свалился на задницу? — прорычал он. — Я получил приказ из Этта. Мы возвращаемся.
Кулак Хель встал рядом с Красной Шкурой. Его тело наполняли эндорфины. Убийств было совершено много, но качество их было низким. Оставалось еще много работы, и такой отзыв в Логово был настоящим оскорблением.
— Мы должны остаться, — обронил он почти неосознанно.
Стая замерла в молчании. Бракк медленно повернулся и воззрился на бунтаря:
— Правда? Это твой тактический гений посоветовал тебе такое?
Кулака Хель больно уязвил сарказм. В его голове пылали ответы, предложения, что зрели в нем месяцами.
Наш волчий лорд слишком осторожен. Его кровь холодна. Он не дает нам завоевать славу и делает щенками в ордене. Лучше бы лордом стал Россек. Он бы кинул нас на врага, выпустил наши когти и позволил убивать, чего мы так хотим.
Но ни одно слово не слетело с его губ. Бракк был старым волчьим гвардейцем, крепким, словно адамантий, закаленным на наковальне бесчисленных сражений. Он был высшим хищником, бесспорным лидером Стаи. Кровавые Когти в юношеском задоре могли насмехаться над этой мощью, но никогда не смогли бы бросить ей вызов.
Так что Кулак Хель безмолвно поклонился, чувствуя, как запылали щеки.
— Теперь среди предателей есть колдуны, — объяснил Бракк, обращаясь ко всей Стае. — Так далеко от Стурмъярта мы уязвимы. Потому отступаем туда, где сможем лучше с ними сражаться. Ярл знает, что делает.
Стая послушно убрала оружие, готовясь к возвращению в Этт. Один за другим, держась ближе друг к другу, они отправились в путь, скользя по неровной земле. На Фенрис опускались сумерки.
Кулак Хель хотел последовать за остальными, но к нему подошел Бракк и взял Кровавого Когтя за руку. Отнюдь не мягко.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он по закрытому каналу. — И твой пыл делает тебе честь, Кир Эсвай. Будет еще много убийств, и будет слава.
Хватка усилилась.
— Но если ты еще раз оспоришь приказ, — прорычал он, — я разорву твою наглую глотку!
Амуз Темех оглядел помещение. Он находился в самом сердце «Херумона», защищенный от космоса прочнейшими корабельными стенами. Идеально круглый зал был девяти метров в диаметре, и его стены отполированы до зеркального блеска. Даже Темех, чувствительный к любому несовершенству, не мог найти изъяна в их поверхности. То был результат десятилетий труда неофитов, прежде чем им рассказали об операции на Фенрисе. Пол был таким же гладким и блестящим. Зал венчал богато изукрашенный потолок высотой метров двадцать. Выполненные золотом и аметистами зодиакальные фигуры и пять платоновых тел[1] расположились вокруг центральной эмблемы, Ока.
Око. Когда оно стало нашим символом? Думал ли кто-нибудь из нас, что оно означает?
Темех взглянул вверх психическим зрением, изучая рисунки. Прекрасно исполненные изображения были не просто украшениями. Их расположили в определенных точках по отношению к центру зала, в точках, обусловленных гармонией, которую они пробуждали внутри эфира, и резонансами, что создавали.
Некоторые практики и неофиты предполагали, что Имматериум и Материум не имеют прочной взаимосвязи и что происходящее в одном лишь частично отражается в другом. Эти предположения были неверны, сколь бы призрачными и нестойкими эти взаимосвязи ни казались непосвященному. Причинно-следственные связи здесь были более постоянными и точными, чем все, что существовало только в физической реальности, просто потребовалась бы целая жизнь, чтобы научиться видеть, как сочетаются друг с другом бесконечные элементы разделенных вселенных. Даже мастера-колдуны нуждались в знаках, чтобы найти смысл этих потаенных значений. Изображения и были частью таких знаков, как и имена. Именно поэтому стены зала были исписаны словами силы. Их идеальные линии нанесли механизмы, давно позабытые и запрещенные в смертном Империуме.