Нуждалась ли она во мне тогда? А я в ней?
— Папа, все хорошо? — спросила девушка, с беспокойством заглядывая ему в глаза.
— Как всегда, дочь моя, — ответил он.
— Что-то случилось?
Морек засмеялся:
— Случилась война.
Они обменялись еще несколькими словами, прежде чем ее позвал громадный дредноут.
— Папа, теперь я приписана к нему.
Прозвучало так, словно она этим гордится. Она никогда не была так горда раньше, работая на Небесных Воинов.
— Что ему может быть нужно от смертных?
Фрейя покачала головой:
— Не знаю. Но что-то нужно. Они странные. Они помнят некоторые древние вещи, словно скальды. А что-то совсем забыли. Я помогаю ему вспомнить.
Морек заглянул в ее честное открытое лицо. Светлые волосы падали на глаза, как и тогда, когда она была совсем ребенком. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не приглаживать их назад. Ее мать всегда говорила, чтобы он так не делал. Сбивчивые, непрошеные слова крутились в его голове.
Ты все, что у меня осталось! Моя единственная связь с той, что была так прекрасна и неистова. Будь осторожна, дочь моя, — следи за тем, что говоришь, за тем, что делаешь. Береги себя. Пусть Этт и все его залы охватит огонь, лишь бы ты спаслась!
Но он ничего не сказал, лишь поцеловал ее в лоб.
— Выходи на связь, когда сможешь.
— Обязательно, папа. Да хранит тебя рука Русса.
— Пусть она хранит всех нас.
А затем она ушла, спеша за дредноутом, которого называли Альдром Форкблейдом.
Морек вздохнул и посмотрел на громадную статую, пытаясь изгнать из памяти воспоминания. Внушительное изваяние Русса возвышалось здесь, как и прежде, ноги чуть согнуты, лицо искажено оскалом. У него были черты настоящего Волка — вытянутые скулы, длинные клыки, суженные зрачки.
Минуло десять дней с того времени, когда ярл Грейлок стоял здесь, воодушевляя защитников Этта. Над ними возвышался Леман Русс, и его дух присматривал за всеми.
Знаешь ли ты? Знаешь ли ты, лорд, что было сделано здесь с твоими сыновьями? Проникает ли твой взор в залы жрецов? Смирился ли ты с этим?
Камень не ответил. Все тот же неизменный оскал и жажда убийства на лице.
А затем началась суета в дальнем конце зала. Громадный воин в угольно-черной броне вернулся с поверхности. Его доспехи были во вмятинах и ожогах, шкуры содраны с плеч. Он вихрем пронесся мимо рядов коек, а следом спешила стайка трэллов.
Клинок Вирма вернулся. Он был без шлема, глубоко посаженные золотистые глаза яростно сверкали. Он направлялся к шахтам лифтов, в свое логово в Вальгарде, место, где вел свои работы.
Морек проследил за ним взглядом, не в силах сдвинуться с места. Он не знал, смотрел ли на хранителя всего, что дорого ривенмастеру, или на разрушителя этого.
Внезапно Клинок Вирма, казалось, что-то почувствовал. Он напрягся, а затем вовсе остановился. Угрюмое лицо с острым крючковатым носом стало еще мрачнее. Волк огляделся.
Его глаза, глаза хищника, остановились на Мореке. Мгновение двое мужчин не сводили друг с друга взгляда.
Ривенмастер почувствовал, как заколотилось сердце. Он не мог отвернуться.
Он знает! Как он может знать?
А затем Клинок Вирма что-то проворчал и отправился дальше. Свита поспешила следом.
У Морека закружилась голова, и он оперся о спинку кровати, виновато оглядываясь. Дежурные госпиталя продолжали работать. Никто ничего не заметил. Да и почему они должны были что-то видеть? Он был простым кэрлом, смертным, невосстановимым.
Ривенмастер судорожно, глубоко вздохнул. Нужно было еще очень много сделать, его ждал целый ривен кэрлов. Пытаясь не замечать криков и стонов, Морек ускорил шаг.
Ему нужно занять себя.
И тут он вдруг осознал, что хочет, чтобы захватчики побыстрее пробили оборону и пришли. По крайней мере, с этими врагами он знает, как сражаться.
За двадцать четыре дня после того, как Железный Шлем созвал военный совет, одобривший поход на Гангаву, Круглый зал открывался лишь единожды. Он оставался почти таким же мрачным и темным, хотя на этот раз факелы в железных жаровнях горели чуть ярче. В настроении командующих не особо чувствовалось предвкушение победы.
Вокруг огромного каменного стола теперь стояли семь фигур, без шлемов, но в полном боевом облачении. Присутствовали Грейлок, Стурмъярт, Арфанг и Клинок Вирма. Из волчьих гвардейцев были Скриейя и Россек. Огненно-рыжий воин выглядел совсем одичавшим, и его косматая грива топорщилась во все стороны.
Во главе стола возвышался Бьорн. Он вошел в зал почти час назад и долгое время оставался недвижим, молча уставившись в каменный пол. Никто не осмеливался потревожить его, пока гигант витал в прошлом, и никто не занимал места за столом, пока он не пришел в себя.