По уму, бедолаге надо вынимать деньги из нынешнего бизнеса и попытать счастье в другой сфере — водкой бы занялся или окорочка возил. Или вообще податься в другие края. Или уйти из бизнеса, поселиться с семьей на Кипре. Нет, характер не тот.
Между тем автор письма, похоже, угадал мысли Полпреда.
Мне открытым текстом сказали, что на этом рынке я лишний и в области будет работать «Петкула», а я должен продать свое предприятие, пока оно не стало банкротом. Этого не будет. Предприятие — это люди, которые на нем работают. А я никогда не бросал своих людей. Ни в Афганистане, ни здесь.
Уважаемый Президент. Я никогда бы не стал обращаться к Ельцину. Он обещал лечь на рельсы, если от его реформ хоть кому-то станет хуже. После этого мне говорить с ним не о чем. Но к власти пришли Вы, и я поверил в то, что годы лжи закончились.
Вы объявили войну терроризму и сепаратизму. Вы доказали, что интересы России для Вас не пустой звук. Я убежден, что мое предприятие работает в интересах страны и нашего народа.
Мне не нужно льгот и привилегий. Разрешите мне работать и дальше. Работать, а не бороться за выживание. Я всегда соблюдал закон. Если все же выяснится, что я его нарушил, я заплачу государству столько, сколько должен. Но я не хочу платить людям, которые хотят уничтожить наше предприятие, чтобы оно не конкурировало с иностранной фирмой.
Полпред отложил бумажный лист, опять взглянул на умиротворяющую гладь Невы, тихо насвистал припев песни «Комсомольцы-добровольцы» и потянулся к телефону:
— Сергеич, здорово. Объясни, друг сердешный, что за жопа такая? Опять твой знакомый проявился, тот самый Столбов. Ну да, досочный магнат. Ты что, как маленький, не можешь без бзды работать? Ну-ка послушай, чего мне спускают!
После чего быстро и артикулировано прочел пару фраз из письма.
— Что «ну извините»? Просчитывать надо, хоть немного. Теперь давай разбирайся с проблемой. Или отыгрывай, или доигрывай, сам решай по обстоятельствам. Как хочешь, только чтобы мне такие бумажки больше не приходили!
Короткая пауза, необходимая для выслушивания извинений и заверений.
— И, правда, постарайся, чтобы этот товарищ нас больше не допекал. Ладно, все. Маше привет. Кстати, она, как помнится, все еще консультант? Нет, уже в правлении «Петкулы»? Говоришь, без нас финики в области ногу сломят… Ладно, только сам дров не наломай. Наломал уже достаточно. Пока!
Голос в трубке был тихий, сдержанный, даже немного печальный. Так честный врач сообщает безнадежному пациенту самую безрадостную новость.
— Михаил Викторович, ну что же вы так? Ведь просили же: не надо нам здесь никакой Москвы. Мы бы могли договориться как нормальные, взрослые люди. А вы — в Кремль. Предупреждали: не надо жаловаться. Помните? И хорошо, что помните. А в остальном все очень плохо. Для кого? Ну, не для нас же…
Еженедельная газета «Наша область», рубрика «Происшествия».
14 октября, около 2 часов ночи, в деревне Глинки Гатчинского района по неустановленным причинам произошло возгорание индивидуального частного строения. По имеющимся данным, здание принадлежало генеральному директору предприятия «Ленстройзавод» Михаилу Столбову. Площадь пожара составила около 230 кв. м, деревянный дом выгорел полностью. На момент пожара владелец дома вместе с женой и несовершеннолетней дочерью находился внутри здания. До приезда пожарных жильцы успели самостоятельно эвакуироваться и госпитализированы в Ожоговом центре Ленинградской области.
— Что мне ему сказать, Николай Георгиевич?
Заведующий ожоговым центром обернулся к старшей медсестре. Та была старше его на двенадцать лет, всю сознательную жизнь проработала в медицине и обычно сама знала, что делать. Зачастую — лучше любого врача. Но на этот раз спросила совета.
— Скажите ему… — Врач снял очки, прикрыв глаза, потер пальцами переносицу. — Ну, допустим, что они находятся во втором реанимационном отделении.
— Говорила, — вздохнула медсестра. — В первый раз так и сказала. А он мне: «Зачем врать? Я, как спонсор, был на открытии. У вас только одно отделение реанимации». Тогда, думаю, скажу ему, что их перевели в палату интенсивной терапии. Только рот открыла, а он уже говорит: «Я выяснил у младшей сестрички, со дня пожара в интенсивную палату никто не поступал»…