Оставшийся за командира Дмитрий Погорелов приказал Григорию Доле:
– Любым путем доберись до КП, доложи обстановку, если могут, пусть пришлют подкрепление и боезапас.
– Я останусь со всеми. – Приказываю! – рассердился Погорелов и добавил: – С перебитой рукой, Гриша, ты пользы принесешь мало – ни стрелять, ни бросать гранаты не можешь. Иди.
Молча кивнул Потапенко, подтверждая слова командира. Добраться до КП сам Доля не смог: через несколько часов его в бессознательном состоянии подобрали санитары».
К исходу 20 декабря дзот № 11, до конца выполнив свою задачу, перестал существовать. Смертью героев погибли все его защитники.
Доля остался в живых, жил в Севастополе. И еще об одном человеке, сражавшемся в 11-м дзоте и оставшимся в живых, есть сведения в разных источниках. Это Иван Акимович Еремко. В те дни он состоял в списках дзота № 12 и по приказу командования восстанавливал телефонную связь между КП роты и дзотом № 11. Он участвовал в последних боях дзота, был тяжело ранен. Его нашли вместе с телом Радченко, приняли за погибшего и внесли в списки павших. Но он остался жив, до последних дней своей жизни жил в селе Верхне-Садовое.
О дзоте № 11 написано очень много. И в книге Моргунова П. А. «Героический Севастополь», и в сборнике «Героическая оборона Севастополя», в воспоминаниях Жигачева И. Ф., Садовникова М. Н. и в других материалах. Всюду приводится клятва А. Калюжного, найденная в его противогазной сумке: «Родина моя! Земля русская!.. Я, сын Ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы, уничтожайте фашистских бешеных собак. Клятву воина я сдержал. Калюжный».
И сколько я живу на свете, я считала, что те, кто сражался в дзоте № 11, получили звание Героя Советского Союза. И вдруг я обнаружила, что это совсем не так. В библиотеке Музея ЧФ РФ библиотекарь Татьяна Евгеньевна дала мне справочник «Герои Советского Союза Севастополя». И я стала искать знакомые с детства имена Раенко, Калюжного и других. Каково же было мое удивление, когда их фамилий я не обнаружила в этом справочнике. Почему же их там нет? И почему я и другие люди всегда их считали героями, получившими официально это звание? Я приняла эти сведения, как данность: значит, я просто не знала, как обстоят дела. Но однажды заглянула в книгу П. Мусьякова «Они стояли насмерть» [5]и на странице 47 увидела фотографию А. Калюжного, под которой черным по белому написано: «Герой Советского Союза Алексей Калюжный». Не веря своим глазам, я вновь поехала в библиотеку Музея ЧФ РФ, Татьяна Евгеньевна принесла мне другой справочник, двухтомник, в котором собраны имена всех Героев Советского Союза страны. Мы вместе листали страницы справочника, но не нашли имена героев дзота № 11. Возникает вопрос: так было ли погибшим морякам присвоено это почетное звание? Кто может разобраться в этом вопросе через прошедшие десятилетия, когда не осталось ни одного живого свидетеля?
Было так много героев, что всем не хватило золота? Обидно за молодых ребят, отдавших самое главное, что у них было – жизнь, защищая Родину. Глядя на фотографию А. Калюжного, я с каким-то удивлением читала надпись на его бескозырке – «Ворошилов». И вдруг в статье Суходольского «Вечные дзоты» [6]читаю:
«К сожалению, имена многих (героев дзота № 11. – Л. П.) долгое время оставались неизвестными. И называем мы их благодаря благородному, многолетнему поиску Садовникова и его боевых товарищей…
Совсем еще они были молоды – 19–20 лет. Когда Садовников стал разыскивать родственников погибших, когда собрал фотографии, у некоторых на бескозырках гордо красовалось название известного тогда на всю страну черноморского крейсера «Ворошилов». Откуда? Почему? Ответ пришел от оставшегося в живых краснофлотца Таирова. Оказывается, на Историческом бульваре, где они решили сфотографироваться, в очереди к фотографу перед ними стояли моряки с «Ворошилова». «На ленточках у нас было написано «Учебный отряд», а хотелось быть ближе к морю, – пишет Таиров, – и попросили мы у «ворошиловцев» бескозырки»… Разослали потом карточки по домам, по родным и близким – «Привет из Севастополя». А через месяц война».
К сожалению, никаких сведений о Таирове я не нашла, даже в альбоме «Отдельный батальон электромеханической школы Черноморского флота» его фамилии нет. Михаилу Николаевичу Садовникову прислали фотографию сына Ивана Четверткова, которую до конца жизни берегла его мать и, умирая, попросила положить фотографию в ее руки, но ее прислали командиру роты. А фотографию Макара Потапенко привез в Севастополь сын, приехавший на могилу отца. О документах Василия Мудрика сказано выше.
Вернемся к дзотам. На направлении, где стояли наши, фашисты встретили упорное сопротивление. В том числе там, где стояли дзоты № 11, 12, 25.
Дзот № 12. Дзот 12-й находился в 600 метрах от 11-го дзота. Он начал боевые действия 18 декабря. А 19 декабря, потеряв большую часть личного состава убитыми и ранеными (дзот был разрушен, пулемет вышел из строя, не смог больше оказывать сопротивление врагу), оставшиеся в живых раненые командир дзота старший краснофлотец А. Е. Беленко и краснофлотец И. А. Еремко покинули дзот.
Фамилия И. А. Еремко встречается и при описаниях действий дзота № 11, там он был ранен и в бессознательном состоянии подобран своими.
И теперь вроде получается неясность, кто же остался в живых в дзоте № 11. Неясность эта может смущать нас, когда разбираемся, как все было тогда, а не защитников Севастополя. Им некогда было думать, что мы скажем о них. Для нас же главное – не упустить фамилии, не забыть их, чтобы люди, совершившие подвиг, остались в памяти потомков.
Дзот № 25. Противник, захватив 12-й дзот, продолжал прорываться на Мекензиевы Горы. Расчетом дзота № 25 командовал старшина 2-й статьи Р. Ф. Пух. Располагался дзот на склоне небольшой лощины, представляющей как бы ветвь Камышловской долины. Моряки еще накануне, 19 декабря, вступили в бой, поддерживая своим огнем действия расположенных впереди и с флангов стрелковых подразделений. Противник не остался к этому безучастным. Он постоянно обстреливал дзот из орудий и минометов. От прямого попадания снаряда дзот был частично разрушен, большая часть расчета убита или ранена. К утру 20 декабря дзот снова восстановил свою боеспособность. Его личный состав пополнился за счет моряков других дзотов, отошедших на КП роты.
В ночь на 21 декабря, когда левый фланг роты, по существу, перестал существовать, связь с дзотами была нарушена, a КП роты разбит в результате артналета, лейтенант Садовников, командир роты, и политрук Гусев с остатками управления роты перенесли свой КП на дзот № 25. К исходу 21 декабря командир роты и политрук были вызваны на КП батальона, там обстоятельно доложили о действиях каждого дзота, о состоянии дел на участке обороны роты. После этого им поручили возглавить группу моряков подразделений батальона, вышедших из боя, и к утру 22 декабря организовать оборону подступов к КП батальона с востока и северо-востока, прикрыть перевод управления на новое место. В распоряжении Садовникова оказалось около сорока моряков и старшин, занимавших резервные стрелковые окопы.
С рассветом 22 декабря завязалась ожесточенная перестрелка в районе 25-го и 26-го дзотов. Она продолжалась до полудня. «По перестрелке я мог судить, что расчеты дзотов № 25 и № 26 продолжают героически сражаться, – писал в своих воспоминаниях М. Н. Садовников.
– К полудню бои в районе дзота № 25 затихли, и там показались немецкие танки и пехота. Через некоторое время они оказались перед нашими окопами. Мелкий дубняк и кустарник маскировали нас. Несколько добровольцев со связками гранат поползли навстречу и подожгли два танка, оставшихся гореть перед нашими окопами, остальные танки повернули и пошли в обход. Пехота немцев, попав под дружный огонь моряков, тоже отошла и вслед за танками двинулась в обход наших позиций.