Ярозор враз поскучнел, допил свой кубок, провел по губам рукавом и поспешил откланяться:
– Спасибо за честь и угощение, повелитель. Да только дело стоит, надо бы уже сегодня э-э-э… успеть новые буры приспособить. Есть еще одна задумка, как наладить подачу воды в верхние палаты… э-э-э… как сделаю, покажу.
Огнегор вместо ответа кивнул Линяле, мол, проводи зодчего-колдуна в хранилище горных инструментов, а сам отодвинул тарелку и задумчиво провел пальцем по густой брови, провожая Ярозора взглядом. Отличный ведь мастер, сколько всего дельного напридумывал. Одни светильники в галереях чего стоят! Стены теперь освещаются живым огнем особого бездымного масла, что бежит по длинным желобкам с высокими бортиками. Пламя горит ровным, красноватым светом, подсвечивая древний камень и давая достаточно света, чтобы оценить красоту обтесанных кварцевых плит; и эти огненные линии тянутся по всей длине проходов, по обе их стороны, словно указывая нужное направление. Вроде бы мелочь, но с появлением новых светильников Громовые Палаты враз заиграли особыми красками, раскрылась грандиозность задумки чертогов, сотворенных сплавом волшбы и разума.
Только ненадежен Ярозор, ох ненадежен, пусть и допущен в ближайший круг, единомышленником его не назвать. Зодчего не волнуют замыслы Тьмы, он не разделяет чаяний самого Огнегора – трудяге бы только бурить, камень тесать да день и ночь над своими чертежами корпеть. Еще эта непонятная безнадежная страсть к Нияде! Женщин надо усмирять и брать приступом, а не турусы на колесах разводить. Видимо, правда – слишком он молод, чтобы это понять.
Впрочем, Нияда и в самом деле хороша, не отнимешь, так что мастера-простака понять можно. Перед чарами некоторых девиц устоять бывает ох как непросто. И не важно, чародейка ли это прирожденная или сельская простушка. Если знает, как распоряжаться своей властью над мужчиной, – жди беды… Знавали мы таких… Хозяин Громовых Палат устало прикрыл веки.
Обида выжигала его изнутри. Как она смеялась! Как смела она так смеяться?!
Огнегор с изумлением ощутил, что пальцы с силой сжимают подлокотники кресла. Вот только старых воспоминаний не хватало! А ведь он умеет владеть собой, редко дает выход гневу, но сейчас треклятая память сыграла с ним злую шутку, услужливо напоминая о начале его пути. О юности, когда он еще не носил имя Огнегор…
В те поры он остро ощущал, что не такой, как все. Его сотоварищи были рослыми, статными, с правильными чертами лица и веселыми, открытыми душами. Все Первые люди были такими, а он непонятно в кого уродился – худой, маленький, большеголовый, с длинным острым носом, тонкими губами, горчичного цвета глазами навыкате. Не красавец, что уж там, но пускай ростом не вышел, зато умением да упорством брал!
Недаром же его родители к волхвам-наставникам отрядили, чтобы ума-разума набрался. Он и набирался, потому как сызмальства ощущал в себе неимоверную силу и делал все, чтобы овладеть ею в полной мере. Когда другие сбегали водить хороводы, усердно постигал азы волхвования, потому что знал: вот выучится – и отправится со старшими в другие земли. Говорят, началась война за души людские! Все чаще поминают некую Тьму и судачат о том, что в Белосветье проникло страшное зло… Он не понимал тогда толком, о чем речь, но знал, что миру нужны умелые волхвы, а значит – надо усердно работать и учиться, чтобы познать все важное, стать лучше, сильнее… и так перерасти всех. Стать оберином[2] среди муравьев…
Все шло хорошо, но тут появилась, точнее, ворвалась в его жизнь Она. И он пропал. Он хотел только Ее, все остальные желания растворились в потоке внезапно нахлынувшей страсти…
Призраки прошлого завладевали разумом Огнегора все сильнее… а он уже и не сопротивлялся. Владеть собой ты можешь превосходно, но воспоминания – странная вещь. Как нагрянут – не отобьешься, какой бы могучей ни была твоя воля.
Как она выглядела? Ее лицо уже давно кануло в небытие, вместе с мириадами других лиц, но Огнегор вдруг словно воочию увидел юную красавицу с развевающимися на ветру темными волосами, с сияющими, отдающими зеленью лесного мха глазами, услышал звон монист[3] на загорелой шее, ощутил запах спелой земляники. Она стояла на поляне в сосновом лесу и держала в смуглой ладошке яркие ягоды.
– Хочешь? – рука протянулась к нему, а он так и глазел на девушку в расшитом белой мережкой полотняном платье. Глазел, не смея сдвинуться с места, опасаясь спугнуть видение.
– Да бери же, я еще соберу, – она улыбнулась, и вместе с ней улыбнулись, полыхнули оранжевым светом стволы вековых сосен, алмазами засияли капельки росы на резных листьях, звонче защебетали птицы.
2
Обери́ны – мифические исполины, размерами выше гор. По преданьям, создавали ландшафты, двигали горы, меняли русла рек.