Может, и там, только путь еще одолеть надо. Вход в грот высокий, раза в два выше «Сокола», корабль его без труда минует. Да только дальше-то что? А если потолок снизится, мачту оторвет? А если под водой камни острые брюшко «Соколику» вспорют? Ох, нельзя туда соваться, ох, нельзя!..
– Нехорошая эта пещера, – пробормотал Радята. – Неужели не чуешь?
– Чую. Смерть там. Но нам туда.
Радята распахнул глаза – смерть? Не наша ли? И тут же устыдился. Что ж ты, голова твоя капустная, малодушничаешь? Или не участвовал ты прежде в походах Садко? Не ты ли решился с ним пойти в последнее плавание, на верную смерть? Не ты ли остался, когда многие другие сбежали? Соберись, Радята! У страха глаза велики, а дело делать надо! Там капитан, там друзья помощи ждут, а он тут загодя незнамо чего испугался.
– Разведать бы… – договорить кашевар не успел.
– Моё нырнуть, – вдруг подал голос Мель.
Диволюд залез на борт и перегнулся, глядя вниз, будто тщился разглядеть что-то в мутной толще воды.
– Нас и так мало… – Витослав обвел взглядом горстку соратников.
– Моё плыть! – решительно повторил Мель, слезая с борта, и для убедительности несколько раз махнул перепончатой рукой в сторону пещеры. – Моё разведать!
– И не боишься? – обаянник посмотрел на Меля так, как будто в первый раз его увидел.
Ростом хрупкий ихтифай был ему по грудь. Худой, бледно-зеленый, большеглазый, он казался испуганным ребенком, что полез в дела взрослые без спросу. Но, услышав вопрос, только пожал плечами и твердо ответил:
– Вода – моё. И гарпун – моё!
Посмотрел на Алю. Улыбнулся ей безгубым ртом – то ли беспомощно, то ли виновато, то ли подбодрить хотел. Не понять толком по лицу, о чем диволюд думал. Дождался кивка Радяты, подхватил свое оружие, лихо перемахнул борт и ушел в глубину.
Первый раз Садко увернулся чудом. Ринулся к площадке, навстречу птице, и когда та раскрыла гигантские крылья и развернула острые загнутые когти, рухнул на камни и перекатился вправо. Больно ударился ребрами о груду слитков, оцарапал щеку, резко выдохнул… Ух! Если б влево дернулся, уже никакой боли и не чувствовал бы! Крылатая тень пронеслась совсем близко, когти чиркнули по камню, брызнули снопы искр. Значит, не показалось! Когти и клюв у чудища и впрямь железные! Что ж, тогда понятно, отчего тут кости девяноста девяти предшественников не валяются – склевала их тварюга давно, раздробила в пыль…
Дивоптица разочарованно вскрикнула, не достав слишком верткого человека, и ушла в небо, заходить на второй круг. А отбивший бок Садко кое-как вскочил на ноги и метнулся было к одному из золотых шпилей, но добежать не успел. Его накрыла черная тень, спину полоснуло болью, и от мощного толчка капитан кубарем покатился по ступеням вниз, к пропасти. Раз перевернулся, другой, третий – небо и земля менялись местами, сбивая с толку, сводя с ума, хотелось зажмуриться, но нельзя, нельзя! Не обращая внимания на боль в спине и на миг забыв даже о птице, Садко отчаянно цеплялся за камни. Лишь бы остановить движение к краю скалы, за которым не за что держаться будет – разве что за воздух!
Сумел-таки остановиться, замер на самом краю. Запретил себе глядеть вниз и думать о том, как же высоко он сейчас…
– Клё-о-о-о-орк! – мерзкий вопль приближался, и новеградец всем телом дернулся прочь от обрыва.
Птица пронеслась вниз, полоснув когтями камень, где только что лежал человек. Вот ведь гадина! Скинуть хотела, разбить о камни и уж тогда спокойно попировать. Капитан рванул к золотому шпилю, на этот раз сумел птицу опередить, подхватил с земли увесистый камень и крикнул:
– Врешь! Так просто не дамся!
Снова злобный клекот, и ветер в лицо, и острые когти, целящие прямо в сердце… Брошенный булыжник шибанул хищницу в грудь, но лишь скользнул по гладким плотным перьям. Никакого урона не нанес, но, похоже, озадачил. Ворона вдруг опустилась на ступени, наполовину сложила крылья и пригнула голову к земле, выставив вперед острый как меч клюв. Сверкая глазами, медленно пошла к капитану, который уже подхватил новый бесполезный камень – ведь уже ясно, что булыжником оперение не пробьешь и не продавишь… может, к кирке метнуться? Хотя там простое железо, без затей… Эх, верный палаш бы сюда! Да и то – бабушка надвое сказала, справилась бы славная султанатская сталь с железной птицей?..
И тут, глядя на медленно приближающееся к нему черное чудище, Садко наконец вспомнил о кинжале, что за пазуху спрятал. Схватился за рубаху и вздрогнул. Сверток исчез. Похоже вывалился, пока он по ступенькам кувыркался. Где же он? А вон лежит, слева, недалеко от груды слитков. Понятно – как ударился боком о золото, так за болью и не заметил выскользнувший подарок…