— Да двухлетний ребенок может ездить на велосипеде!
— Он начал лазить по деревьям, а недавно даже разбил один из тех каменных ананасов около пруда с лилиями.
— Какого дьявола он это сделал? — закричал он. — Этим украшениям больше ста лет!
Она улыбнулась:
— Он не нарочно, наехал на велосипеде. А я думала, вам это понравится…
Леон и не подумал улыбнуться, но заговорил спокойнее:
— Ага, решили поймать меня на слове, так? Держу пари, что вы сами расколотили этот ананас. — Он предостерегающе поднял ладонь: — Я против ваших взглядов — они мелочные и дамские, и от них нет никакого прока ребенку, растущему мальчику. Он уже может читать?
— Знаете, ему только четыре года.
— Умеет написать свое имя?
— Может, печатными буквами. И ваше имя тоже.
— Весьма польщен. Но меня мало интересуют такие достижения. В сущности, я совершенно согласен с Люси, что вы слишком много времени тратите на умственное развитие, вместо того чтобы он занимался тем, что должны делать мальчики. Через несколько месяцев он может пойти в школу. А до тех пор вам нужно сократить эти домашние уроки и дать ему развиваться физически. И лучше вам сделать это, — очень размеренно закончил он, — иначе ему придется очень несладко, когда он попадет в школу к другим мальчикам.
Кэтрин не пришлось отвечать ему: в этот момент появилась Луиза; идя через патио, она несла крепко спящего Тимоти на руках. Конечно, лучше бы она этого не делала. Лучше бы она разбудила его и заставила идти или бы уж оставила его там. Но, наверное, она решила, что, раз Леон послал ее отыскать ребенка, его нужно доставить сюда, но не смогла заставить себя разбудить его в обычное для него время сна. И вот она несла его — спокойного маленького мальчика, привалившегося светлой головкой к ее согнутой руке; темные ресницы бахромой лежали на раскрасневшихся щечках. Он был так мил во сне, как бывают только дети.
Лицо Леона выразило все оттенки недовольства и разочарования.
— Господи ты мой Боже! — проговорил он. — Если бы не его нос, никогда бы не подумал, что это мой родной внук, — и зашагал прочь.
— Мсье решил не брать маленького с собой? — опасливо спросила Луиза.
— Боюсь, что да, Луиза, — улыбнулась ей Кэтрин. — Уложите его в шезлонг, хорошо? Пусть там выспится. И не беспокойтесь за мсье. Он больше пугает, чем делает.
— Но он был так сердит! Мы стараемся не расстраивать его.
— Мне и самой этого не хочется, но иногда приходится.
Луиза выпрямилась, удобно уложив мальчика.
— На месте мадам, — сказала она, осторожно оглянувшись на сад, — я бы отвечала мсье «да» и «нет». Никогда не помешает делать вид, что соглашаешься.
— Не могу сказать, чтобы я не старалась делать этого. Счастье Тимоти зависит от того, как я полажу с его дедушкой, так что мне приходится выбирать лучшее из худшего.
Луиза подняла плечи:
— Как угодно, мадам. Во Франции отец или дедушка принимает решение насчет детей, но потом мы, французские женщины, используем наше влияние в этих делах. Никто из нас не поступает в таких случаях, как вы, англичане. Принести вам кофе?
— Нет, спасибо. Я выпью чаю в четыре часа. Вы не знаете, будут у нас сегодня к обеду гости?
— Кажется, два мсье. А завтра — мадам д'Эспере и мсье доктор.
Кэтрин поблагодарила ее кивком, и Луиза ушла в дом. Тимоти проспал еще час. Глядя на него, Кэтрин испытывала грустное и сладкое чувство. Он такой маленький, еще ничего не знает. Вокруг него кипят споры, он в центре интриг Люси, и она сама будет жить, пока он несовершеннолетний, там, где решит Леон.
Прелестный маленький мальчик диктует ход жизни трех людей. Что бы ни случилось, он никогда не должен знать об этом.
Он легко проснулся и совсем не удивился, что спал не у себя в комнате. Целую минуту он глядел на полосатый навес над своим шезлонгом, а потом спросил:
— Тут сидит муха с красными ножками. Почему это они у нее красные?
— Это такой вид мух, — безмятежно ответила Кэтрин. — Ты хорошо поел у Майкла?
— Угу-м-м. Рыбу с салатом. И еще он включил проигрыватель.
— Так что ты хорошо провел время?
— Угу-м-м. — Вдруг он поднял голову и посмотрел на нее: — Ой, я забыл сказать ему «спасибо» и «до свидания»!
— Ты, наверное, вместо этого уснул. Можешь его поблагодарить, когда увидитесь в следующий раз. Пойдем домой, помоемся?
— Я пойду кататься на велосипеде, — сказал он, сползая боком с шезлонга.
Только Кэтрин, знавшая, каким тихим и послушным он был в Англии, замечала его новую, хотя и маленькую, независимость. Очень постепенно он обживался здесь, привыкая к свободе этих восьми акров деревьев, к ощущению сильных мускулов в ногах, когда он карабкался через изгородь или спускался по крутой каменной дорожке.