— Осторожней на поворотах, милый, — сказала она и решила не смотреть на него: иногда у нее от этого замирало сердце.
Когда подали чай, появился и Майкл Дин.
— Вы не против, если я тоже выпью чаю с вами? — спросил он, садясь в кованое металлическое креслице рядом со столом. — Как вам наша жара?
— Переношу. Но для садов это так плохо! Леон, наверное, тратит целое состояние на полив. — Она налила ему чай и подвинула чашку и сахарницу поближе. — Спасибо, что позвали Тимоти. Чья это была идея?
— Конечно его. Я его встретил в саду, и он сказал, что хочет пойти ко мне в гости. Вот я и послал приглашение. А что, разве я похож на типа, обожающего возиться с детьми? К вашему сведению, он назвал меня дурачиной.
— Дурачиной? Почему?
— Наверное, потому что я так назвал кого-то на днях, и ему понравилось это слово. Так что он развивается.
— Ради всего святого, не учите его никаким ругательствам. Он ведь может сказать что-нибудь Леону.
Майкл засмеялся:
— Старик был бы в восторге. Мне кажется, вам уже надоело все это? Я насчет того, что вы каждый день видите Леона и обедаете с его банкирами и аристократами. Я вот к чему — если вам хочется весело провести вечер, я сочту за счастье сопровождать вас. Леон не будет возражать, а я буду страшно рад.
— Вы так мило приглашаете, Майкл, как-нибудь обязательно сходим.
— Решать, так немедленно. Как насчет сегодняшнего вечера?
— Не сегодня! Может быть, завтра?
— Решено! — с готовностью сказал он. — Я вас свожу в казино.
— Посмотрим! Вы не заняты эти дни?
— Нет, конечно. Даже Леон расслабляется, когда жара. Да, кстати, есть одна вещь, о которой вам следует знать, мне кажется. Он заказывает алмазное ожерелье для д'Эспере. Похоже, что скоро у вас появится свекровь-мачеха.
Кэтрин выронила сухарик, который она начала грызть, и смахнула крошки с бежевой плиссированной юбки:
— Вы уверены в этом? Насчет ожерелья?
— Конечно уверен. Она этого давно ждет. Пари держу, она закажет себе копию, а настоящее ожерелье продаст, чтобы расплатиться с долгами. Если серьезно, я почти не имею отношения к этому дому, но вы-то почувствуете перемену. Боюсь, что Люси не любит вас. Ревнует. Вы ведь вошли в семью сразу, а она все подбирается к этому уже два года.
— Какой вы наблюдательный, Майкл. — Кэтрин помолчала. — А когда будет готово это ожерелье?
— Он еще выбирает стиль, так что официальный заказ будет оформлен не раньше следующей недели, но ювелир сказал, что сделает за несколько дней. — Он отпил чаю и вытащил песочное печенье из-под миндального. — Ну что же, дело к тому и шло, наверное. Чудо в другом — что он не женился давным-давно. Ручаюсь, что желающих было хоть отбавляй. Люси будет шикарно выглядеть в бриллиантах и шиншилле. А старине, наверное, только этого и надо, засыпать кого-нибудь драгоценностями с головой, чтобы все его приятели вытаращили глаза.
Она сказала несколько упавшим голосом:
— Я знала, что между Леоном и Люси есть какие-то отношения, но думала, что наш приезд несколько отодвинул это на задний план.
— Как бы не так. Леон может заниматься десятком разных дел одновременно. Ваш приезд нисколько не изменил его планов насчет Люси. И если она так думает, то значит, она не так умна, как я ее себе представлял. Во всяком случае, эта женщина получит свое. Или, лучше сказать, его. То-то она будет тратить! — Он выбрал новое пирожное и заговорил о другом: — Я слышал, что наш доктор попал в газеты. Какого-то парня завалило камнями в его лачуге, а доктор Селье вытащил его и доставил в госпиталь. Филипп уже организовал кампанию протестов из-за того, что брошенные дома оставляют стоять, хотя они числятся аварийными. Парню ампутировали ступню.
Кэтрин не пришлось отвечать — подъехал Тимоти, раскрасневшийся, растрепанный, проголодавшийся. Он сел за низкий столик со своими сухариками и молоком и отвлеченно уставился голубыми глазами на Майкла.
— Ну, — воинственно спросил Майкл, — что ты на мне увидел?
Тимоти поморгал, допил молоко и поднял лежавший велосипед:
— А у вас один глаз больше другого, — заявил он и помчался прочь.
— Сам напросился!.. — пробормотал Майкл. — Совсем не умею я с детьми. Другие люди могут и напугать, но со мной они обращаются, как будто я скамейка или радио.