- Я... я не знаю, что ответить.
- Саша, зло возвращается злом. - Оля так и не открывала глаз.
- Я не делаю зла. Я живу, - тихо ответил он. Не столько ей, сколько себе самому.
- Значит, твоя жизнь - зло, - спокойно пояснила она. Так маленьким детям втолковывают, что такое хорошо, а что такое плохо.
Саша упрямо молчал. Оля все-таки открыла глаза и смотрела на него так, будто жалела. Его. И себя. И такую теперь лишнюю фату.
- Оля, мне так стыдно. Прости меня, - опустил он виновато голову.
- Тс-с, милый, - погладила она его по волосам. - Я же знала, кто ты. Просто я люблю тебя так - больше жизни.
Саша опустил голову еще ниже, чтобы скрыть подступившие слезы. Он легонько и нежно коснулся губами запястья любимой.
- Оленька моя, Оленька, - бормотал он, уже не скрывая слез, - будь со мной.
Она обнимала его все крепче, стараясь стать еще ближе, ближе:
- Муж мой, любимый мой... - И, уже после: - Боже мой... Люблю, люблю...
* * *
В своем собственном лубянском кабинете Игорь Леонидович Введенский выглядел более уверенным, чем на совещании у генерала Хохлова. Здесь он был царь и бог. У него даже проявились яркие индивидуальные черты: волевая складка над переносицей, уверенные жесты и даже металл в голосе.
Зато троих его сотрудников словно размножили на ксероксе. Очевидно, это такая профессиональная черта кадровых чекистов - уметь всегда и везде выглядеть в соответствии с исполняемой ролью. Высокого артистизма профессия.
Демонстративно прикалывая кнопками фотографии бригады Белова к стенду, Игорь Леонидович расположил снимки так, что получилось нечто вроде креста. Символ, однако!
- Вот они все тут, голубчики. - Введенский довольно оглядел композицию.
Вернувшись к столу, он продолжил оперативку:
- Итак, ситуация вокруг "Курс-Ин-Веста" чревата большой кровью. Мы будем наблюдать за конфликтом, пока не наступит критическая точка. Тогда мы вмешаемся. И Белов ляжет под нас, - сказал, как отрубил, он. - Или в могилу. Задача ясна?
- Так точно, - хором ответили рядовые невидимого фронта...
"Начинается посадка на самолет рейса двадцать три семнадцать до Симферополя. Повторяю..." - голос дикторши разносился под сводами зала ожидания аэропорта "Внуково".
Возле выхода на посадку, с дорожными сумками в руках, стояли Саша с Филом. Рядом с ними - Космос, чуть в стороне хмурый Пчела и несколько бойцов.
- Ну все, братва, мы полетели. - Саша помахал всем сразу.
- Осторожнее здесь, - назидательно посоветовал Фил, легко забрасывая на плечо тяжеленную сумку.
Космос снисходительно похлопал его по плечу:
- Разберемся, не волнуйся.
- Космос, береги себя, - поддел напоследок друга Саша. И обнял Пчелу: - Брат, прости меня. Я вчера обезумел совсем.
- В принципе, проехали, - пожал плечами Пчела и несколько вымученно улыбнулся. - Но я еще не отошел, если честно, - тем не менее добавил он.
Шутка ли - изрядно помятые бока и ссадина под глазом.
- Ты прав. Не держи зла, ладно? - И Саша крепко пожал ему руку.
Пчела едва заметно кивнул.
- Кос, живот прихватило, - подскочил к Космосу белобрысый Миха. - Я в туалет, потом сразу к машине.
- Давай, Мих.
Саша и Фил двинули на посадку.
- Фил, билеты у тебя? - полуобернувшись, спросил Саша.
- У меня, у меня, - успокоил его Фил, помахивая билетами. - Банзай! махнул он Пчеле.
- Банзай! - вскинул руку повеселевший Пчела.
Слева от выхода из аэропорта Миха обнаружил работающий телефон. Поминутно оглядываясь, он быстро набрал номер:
- Але, это я. Облом... Слушай, я все сделал, не свезло... В аэропорту... Да не мог раньше. Он вылетает...
И тут чья-то рука выхватила у него трубку. Это был Пчела. Он приложил трубку к уху, но услышал лишь гудки отбоя.
Миха с ужасом смотрел на пацанов, окруживших его. Он, конечно, не надеялся найти у них сочувствие. Но никогда не думал, что его будут так ненавидеть.
- Ошибся, тупоголовый, - смотрел на него в упор Белый. - Никуда я не вылетаю.
Часть 2
ВЕСНА-ЛЕТ0 1991 ГОДА
НАКАНУНЕ
XII
Квартира была огромной. И, конечно, это впечатление создавали в первую очередь высоченные, в три с половиной метра, потолки. Окна выходили прямо на Яузу. А дальше открывался прямо-таки открыточный вид на старую Москву. Меж двух крыш даже была видна звездочка на одной из кремлевских башен.
- Это самая большая комната? - оторвавшись от окна, спросила Олю бабушка.
- Ну да, гостиная, - равнодушно ответила Оля. - Бабуль, тебе цейлонский или бергамот?
- Цейлонский... - крикнула бабушка, перемещаясь в другую комнату.
На прикрытых мешковиной коробках лежало несколько сабель. Некоторые в богато украшенных ножнах, другие - просто так, наголо.
- Кудряво живете, молодежь. - Елизавета Павловна осторожно потрогала острие одной из сабель. А потом, воровато оглянувшись на дверь, взяла в руку саблю, оказавшуюся легкой, и несколько раз молодцевато взмахнула ею над головой. Прямо красный командир в юбке. На пенсии.
- А здесь что будет? - вернулась она к мирной жизни.
- Не знаю, может, кабинет, - из кухни крикнула Оля.
- Кабинет?! - бабушкино удивление было безмерно. - Да детская, решила она по-своему.
- Спальня-то! Зачем такая огромная? - старушку здесь удивляло решительно все.
- Нормальная. Воздуха много... Иди, остынет, - умоляюще позвала ее Оля, которая уже обалдела от всех этих бабулиных вопросов.
Но та никуда не торопилась. Она достала монетку из старенького портмоне. И, с трудом наклонившись, засунула денежку в щель между двумя паркетинами. На счастье. Так делали всегда. И ее бабушка. И бабушка ее бабушки... Замечательная все-таки у Оленьки квартира. Просто роскошная. И кухня какая... Большая!
Аккуратно расправив подол парадного платья, она присела напротив внучки.
- Ох, Олюшка, я так рада, что у вас есть свой дом... Я все вспоминаю, как мы в эвакуацию с твоим отцом по углам кочевали... Ему тогда еще и двух лет не было.
- Сахар класть?
- Нет, я с тортом... - И бабушка задумалась. Посмотрев на Олю повлажневшими глазами, она принялась за торт, попутно рассуждая: - Нет, все-таки Саша юноша хороший, по-своему порядочный. И друзья его уважают. Такую квартиру подарили...