— Нам ведь иногда и в кабаках лабать приходится — деньги нужны, — кивая на музыкантов, сказал Виталик.
— Подумаешь, мне-то что. — Оля была готова на что угодно, лишь бы играть, лишь бы не сидеть сутками дома…
Подъезд наконец-то привели в божеский вид. Давно надо было. А то и вправду — выходишь из лифта, будто попал на поле боя. Саша, переложив букет пушистых хризантем в левую руку, провел ладонью по стене — от выбоин не осталась и следа. Молодцы, хорошо сделали. И перила заменили. Умеют ведь, когда деньги хорошие платишь.
Он отряхнул руку, чуть измазанную побелкой, и открыл дверь квартиры. В коридоре было темно.
— Оля! Оля! — гулко разнеслось по коридору. Не дождавшись ответа, Саша громко запел любимое из «Наутилуса»: — Гуд бай Америка, о! Где я не был никогда…
Тишина его раздражала:
— Оль, ты где? — крикнул он еще раз.
Как всякий мужчина, который много времени проводит на работе, он страшно не любил возвращаться в пустой дом. Уж как-нибудь жена могла бы все свои дела сделать днем! Включив свет на кухне, Саша окончательно понял, что Оли нет дома. И давно — в раковине громоздилась целая гора еще утренней посуды.
Петь расхотелось. Бросив букет в мойку, Саша набрал номер Олиной бабушки:
— Але, Елизавет Пална, здравствуйте, разбудил? Извините, а Ольга у вас? Нет… Странно…
Услышав звук открывающейся двери, Саша поспешил успокоить заволновавшуюся бабушку:
— Вот она, пришла. Спокойной ночи. Оля была весела. Даже слишком.
— Ваша мать пришла, грампластинок принесла, — игриво начала она от самого порога. — Здравствуй, милый. — И Оля потянулась поцеловать мужа.
От нее пахло духами и вином. Саша резко и демонстративно отстранился.
— О-о, какие мы сердитые. Ну и ладно.
Осторожно обойдя мужа, Оля прошла в комнату. Не глядя на него, она достала из конверта подаренную Виталиком пластинку и включила проигрыватель. Из динамика раздались первые звуки. Несколько, надо сказать, необычные.
— А что ты кипятишься-то? — с некоторым вызовом продолжила Оля. — Я с однокурсником встретилась…
— С кем? — усмехнулся Саша, разглядывая конверт от пластинки.
— Посидели в кафе, — посчитав ненужным отвечать на дурацкий вопрос мужа, объясняла Оля. — Он талантливый. Вот свою новую пластинку подарил.
— Чего-о-о? — Саша продолжал делать вид, что он тупой. Еще тупее.
У него была такая отвратительная манера, когда что-то было не по его хотению. Оля притворилась, что не обращает внимания на этот деланный тупизм. Чересчур внимательно она слушала музыку.
— И музыку хорошую пишет. Симфо-джаз.
— Какой джаз?
— Симфо, — объяснила Оля, которой все это уже начинало надоедать.
— Он на бензопиле играет? — Саша все никак не мог остановиться.
— Ну и зануда ты, Белов!
Саша ничего не ответил, внимательно изучая обложку пластинки. Но Оля уже завелась.
— Нет. Ну почему ты такой, а? Ты хочешь оставаться самим собой. Ради бога, кто тебе мешает?.. Но я тоже имею на это право!
Неопределенно хмыкнув, Саша все-таки отложил конверт и изволил обратить внимание на жену:
— А кто тебе мешает? — с искренним интересом спросил он, делая ударение на слове «тебе».
— Кто? — взвилась Оля. — Мы живем в разных измерениях! Я все понимаю, это твой мир, тебе это нравится, риск, все дела… — Она беспомощно всплеснула руками. — А рожать я в бронежилете буду? Ты можешь понять, что я-то женского пола?..
— Ну, давай переедем, в конце концов, тоже проблема, — примирительно попытался перевести разговор Саша.
Но Оля, похоже, решила сегодня высказать все, что накопилось.
— Да не в этом дело. Ты за полгода хоть раз спросил, что у меня с распределением, почему я играть бросила? Хоть раз?
— Ну, я спрашивал, по-моему…
— Это по-твоему, а по-моему, не спрашивал. Потому что тебе по фигу…
Саша поморщился:
— Оль, что мы как в кино разговариваем? Можем мы по-людски поговорить?
— А о чем? О чем с тобой говорить? — Оля в упор смотрела на мужа и, похоже, не ждала ответа на свои вопросы. Но и остановиться уже не могла. — О чем? О сабельках? О Брюсе Ли? Может, о бультерьерах, ну о чем еще?
— Ну зачем? — рассудительно возразил Саша. В голосе его сквозила ярость. — Давай о музыке, о твоем заслуженном дедушке, о пидорах-однокурсниках. Ну давай, расскажи, поделись болью!.. — Последние слова он выкрикнул уже ей в спину.
Выключив проигрыватель, она молча прижала к себе пластинку. Обойдя Сашу как мебель, загородившую путь, она вышла из комнаты.
На часах был почти час ночи. Удивительно вовремя зазвонил телефон.
— Але! — Саша поднял трубку. И продолжил отвратительным гнусавым голосом. — Кого? Олю? А кто ее спрашивает?
Похоже, собеседник не рискнул представиться. Бросив трубку, Саша схватил свою коллекционную саблю с рубином на эфесе и со всего маху рубанул по стулу, превратив его в два. Сабля была заточена идеально…
XVII
Стрелку с таджиками забили в районе Южного речного вокзала. Здесь было предостаточно пустынных мест. Слева шоссе ограничивалось бетонными заборами промзон, справа, за узким перелеском, широко разлилась Москва-река — корпуса жилых домов виднелись только на том, далеком берегу.
Урбанистический бетонный пейзаж удачно дополняли мощные линии электропередач. Провода тревожно гудели, как струны какого-то нечеловеческого музыкального инструмента.
Бригада прибыла на место первой. «Мерс», «вольво» и бээмвэшка остановились так, что шоссе впереди было видно как на ладони. Саша, Космос и Пчела вышли из машин первыми и остановились, внимательно глядя на ленту дороги, туда, где оно поворачивало и уходило круто вверх.
— К реке! Ставьте машины ближе к реке! — распоряжался Фил.
Водители ловко выполнили его приказание.
— К воде прижмем, — деловито объяснил Фил Белому.
— Война — фигня, главное — маневры, — бодро улыбнулся в ответ Саша, будто все, чем занимался сейчас Фил, его касалось меньше всех.
— Да ты что, Фил вообще стратег, каких мало, — вмешался Космос.
— Ну что, может, посадим пару человек в кустах? — предложил Фил.
— Давай, — кивнул Белый.
Пчела и Космос курили вместе с бойцами. На шоссе впередсмотрящими остались лишь Белый с Филом. Фил почувствовал, что он должен именно сейчас сказать то, что давно собирался. Не ровен час… Хотя думать о худшем не хотелось.
Похоже, о чем-то подобном размышлял и Белый. Хотя всем своим видом он демонстрировал полное самообладание. Но немножко переигрывал. Внутреннее напряжение проявлялось именно в этом слишком явном спокойствии, чуть ли не равнодушии. Впрочем, Фил не был слишком хорошим психологом. Хотя даже он заметил, как подрагивают Сашины ресницы.
— Брат, ты меня прости… — начал Фил. Саша скосил на него глаза, при этом не упуская из вида шоссе.
— Прости за ту гранату, в подъезде…
— Да ладно, все в порядке, — примирительно отозвался Саша.
С пригорка, из-за перелеска вывернули три машины. Конечно же, «мерсы».
— Едут! — раздался напряженный голос одного из бойцов.
— Приготовили стволы! — распорядился Фил. Бойцы мгновенно разобрали укороченные «калаши» из багажника. В углу остался лежать явно лишний здесь предмет из параллельной, мирной жизни — футбольный мяч с черными шашечками.
Как и рассчитывал Фил, таджики остановились очень удобно. Для Бригады, конечно. Они встали на повороте шоссе — так, что от них до невидимой им воды было всего-то метров двадцать — тридцать.
Таджикские бойцы с оружием в руках заняли, что называется, оборону. Из головного «мерса» вышли трое. Один — пожилой, со стриженой седой бородой. Второй — с круглым лицом, всклокоченными воздушными волосами и тоненькой ниточкой усов над верхней губой. Третий был гладко выбрит, зато глянцевые черные волосы падали на плечи. Глаза его прикрывали щегольские темные очки овальной формы. Длинное летнее пальто доходило почти до пят, из-под обшлагов виднелись белоснежные манжеты рубашки, поблескивали массивные золотые запонки.