За его спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз.
Космос ласково приник к волшебному грузу:
— Теперь это все наше, прикинь! — ясное дело, кому, как не сыну астрофизика, было оценить возможности крылатого металла.
— Золото Маккены, — восторженно и одновременно снисходительно подвел итог Саша.
— В Уфе, на сортировочной, вагоны отцепили, поставили пустые, опломбировали, и ту-ту-ту! Вперед, с песнями, — из Пчелы так и перли восторг и гордость за содеянное с таким блеском, он даже попробовал изобразить движущийся паровоз.
— Орлы. Ну просто орлы. — Саша по-ленински щурился на солнце и Пчелу. — Теперь этот урод никуда не денется.
Махнув бойцам, он браво отдал приказ:
— Закрывайте. Вместе с Пчелой.
Хохочущий Пчела, изо всех сил отмахиваясь от протянутых к нему рук, все же не отбился. Его схватили и несколько раз подкинули в небо, по-прежнему голубое. Что и говорить, это был, конечно же, Пчелин триумф.
Один только Фил остался серьезным, отдавая последние распоряжения пожилому железнодорожнику в старенькой форменной фуражке:
— Слышь, командир. Как договорились: закрываешь, пломбируешь, а бабки потом.
Командир согласно кивал.
Роли переменились. Если еще недавно Артур был полным хозяином положения, то сейчас «министерские» заказчики были вправе диктовать свои условия. Оговоренный срок Артур элементарно просрал. А еще пальцы гнул.
— Артур, пойми, мы очень зависим от этого металла, — беззлобно, но со значением говорил щекастый.
Артур суетливо оправдывался:
— Я понимаю, но вы тоже меня поймите, — наискосок через весь кабинет Артур перебежал к карте Советского Союза, висевшей на стене. — Посмотрите на эту карту наших долбаных железных дорог. Здесь — Москва, — ткнул он толстым пальцем, — здесь — Таджикистан… Они и в нормальное-то время очень плохо функционировали, — будто двоечник перед учителем географии оправдывался он, прекрасно при этом понимая, что оправдания выглядят неубедительно и чудовищно глупо.
Естественно, ответ он получил вполне ожидаемый:
— Артур, это твои трудности, — тон щекастого стал уже более раздраженным.
Прыжки и ужимки Артура его трогали меньше всего. Его волновал только алюминий.
— Да, я понимаю, но подождите…
Второй гость, с седым ежиком, всегда отличавшийся исключительной корректностью и молчаливостью, почти по-хозяйски взял с Артурова стола первую попавшуюся папку, потряс ею в воздухе и демонстративно бросил обратно на стол. Это, очевидно, была точка в разговоре:
— В общем, мы готовы ждать, ну, еще неделю, не больше.
Мужчины молча поднялись. Щекастый исподлобья глянул на Артура и оценивающе оглядел обстановку его кабинета. Достав из кармана монетку, он крутанул ее по столу в сторону Артура. Монетка завертелась быстро, волчком. Артур, сидя в кресле, завороженно смотрел на нее.
— Знаешь, Артур, такую арию, — на выходе из кабинета обернулся щекастый, — «Люди гибнут за металл»?
— До встречи, — без тени улыбки завершил разговор седой.
Артур остался один на один со своими невеселыми «металлическими» мыслями. Монетка слишком вещественно напоминала о том, что он попал. Как кур во щи. Точнее, в тысячу раз хуже.
— Артур Вениаминович, — заглянула Людочка. — Вам Белов звонит.
— А?
— Белов. Александр.
— Кто? — по его интонации Людочка поняла, что до шефа наконец-то дошло.
— Он спрашивает, как у вас настроение?
— Да понял, понял… — безвольным жестом отмахнулся Артур.
Буквально за несколько секунд на лице его сменилось несколько противоречивых чувств: растерянность, бешенство и проблески решимости. Голова его, наконец, начала соображать. И главное, что она сообразила, — к разговору с Беловым он не готов. Пока не готов.
— Скажи, меня нет. Я скоропостижно скончался. Меня вообще здесь нет. Я уехал. В Таджикистан. Нет, в Монголию. Так. Стоп.
Артур швырнул монетку в корзину для бумаг.
— Соедини меня срочно с Петром.
Он закурил сигарету и чертыхнулся — чуть было не зажег с фильтра.
— Сволочь, — бормотал он едва ли не с восхищением. — Скотина…
VII
Саша свернул на Герцена. Время еще в запасе было, поэтому он ехал настолько медленно, насколько мог. Оля сидела рядом спокойно, глядя вперед на мокрую мостовую. Но он чувствовал, как она волнуется. Все-таки сегодня в каком-то смысле решалась ее судьба. Комиссия консерватории определяла сегодня, кому из вчерашних выпускников что светит.
— Ну вот, прикинь, — излишне бодро предположил Саша, — тебе сейчас говорят: «Распределяетесь в „Ла Скала“!» Или куда там?
— В Бостонский симфонический оркестр, — подсказала Оля, и на щеках ее обозначились ямочки.
Значит — немного расслабилась.
— Во. В Бостонский. Что будешь делать? Бросишь меня, да? Поедешь в Америку проклятую? — он покосился на Олю и подмигнул памятнику Чайковского, сворачивая во двор консерватории.
— Во-первых, я хочу сольно выступать, — не без пафоса заявила Оля. — А во-вторых, никуда я от тебя не поеду, знаешь прекрасно.
— Знаю, маленькая моя. Давай, ни пуха. Я тебя жду.
Оля подставила щеку, но не тут-то было. Саша не мог отпустить ее без полноценного поцелуя.
— Ты с ума сошел, Белов, — не сразу вырвалась Оля.
Он лишь улыбнулся, наблюдая, как она поправляет ничуть не пострадавшую прическу.
Взглядом проводив Олю до самых дверей консерватории, Саша вышел из машины. Он пнул переднее колесо своей синей БМВ. Нет, ему не показалось — можно чуть-чуть подкачать. Саша открыл багажник и потянулся за насосом.
— Пойдешь со мной. Быстро. — Белов почувствовал, как в левый бок ему уперлось дуло пистолета.
— Сейчас. Багажник закрою.
— Бегом.
Ох, как Саша не любил, когда ему приказывают! Да еще и таким тоном. Но в данном случае следовало согласиться с неоспоримым доводом, упиравшимся ему теперь прямо в спину.
Рядом тормознула черная «Волга». Бросив взгляд на дверь консерватории, Саша сделал пару шагов и опустился на заднее сиденье рядом с молодым бугаем в черной кожаной куртке. Другой, с пистолетом, втиснулся рядом, не без труда захлопнув дверь.
Выехав на Герцена, машина резко набрала скорость и рванула в сторону площади Восстания. Все молчали. Говорить пока было не о чем.
Стиснутый с двух сторон «быками», Саша смотрел вперед, на дорогу и увеличивающееся на глазах здание островерхой высотки. Мужик, сидевший рядом с водителем, внимательно и с любопытством рассматривал Белова в зеркале заднего вида. У мужика был крепкий коротко выбритый затылок и глубокий бледный шрам на правой стороне лица — от середины лба до середины щеки.
Быстро проскочили Пресню, потом Хорошевку и уже через минут пятнадцать съехали на едва заметную дорожку, ведущую куда-то в глубину Серебряного бора. Саша невозмутимо поглядывал по сторонам. Место было хорошее. У самой Москвы-реки.
Здесь и остановились. От воды медленно поднимался туман. И ни единого человека не было видно. Будний день. Весна, не лето.
— Пацаны, погуляйте, — приказал тот, со шрамом.
«Быки» и водитель выбрались из машины, открыли багажник и разобрали заранее приготовленные обрезки труб. Один намотал на руку крупноячеистую цепь. «Психологическая обработка, так сказать», — про себя усмехнулся Саша.
Ну, ничего, к такому он всегда готов. Не первый день в школе. Хотя рожи у них были все же малоприятные.
— Ну что, фраер, колись. — Меченый, наконец, соблаговолил обратиться к нему.
— Что именно тебя интересует?
— Где металл?
— У меня. Артур получит его только тогда, когда введет моего человека в состав учредителей, — не задумываясь — ибо это было давно принятое решение, — высказал свою деловую позицию Саша.
— Это с какого хрена? — взвился Меченый, и шрам его заметно побелел.