Тем временем капитан второй «эринии» расстрелял полупустые секции «Мусаши Тайхо», получил две ответные очереди в район ходовой части и, поняв, что своими действиями уже ничем не поможет товарищу, отошел в сторону.
Первая, поврежденная «эриния» выскочила из-под японского дирижабля и, порождая длинный дымовой хвост, отчасти укрывавший «Мусаши» от наблюдателей, попыталась набрать спасительную высоту. Хвостовые пулеметы с нижней платформы британца приготовились расстрелять любого японского смельчака.
Внезапный порыв ветра разметал в стороны дым, подхватил «Мусаши Тайхо», швырнул его вверх и вперед. Короткая парабола вывела японский корабль туда, куда его нацеливал капитан. Защитные решетки столкнулись со страшным скрежетом, металл от удара покорежился, на некоторое время сцепляя воздушные корабли в единое целое.
На верхней платформе поврежденного британца после падения бомбы уцелел только один стрелок. Ему повезло и на этот раз.
Нижняя боевая платформа «Мусаши Тайхо» тоже пострадала: японец лишился одного из двух оставшихся пулеметов. Из-под прикрытия бронированных плит навстречу уцелевшему британскому стрелку выскочили люди в белых, свободно развевающихся на ветру одеждах. Стрелок, едва-едва пришедший в сознание, попытался достать из кобуры свой кольт, но один воздушный поток ударил его в лицо, другой – по дрожащей руке.
Когда наступило относительное затишье, столь же неестественное, сколь и эти воздушные удары, перед стрелком уже стоял самурай с мечом. Затем стрелка не стало – его голова покатилась по металлическому покрытию платформы, достигла края и упала в воду. Высадившаяся абордажная команда, практически весь уцелевший экипаж «Мусаши Тайхо», за исключением капитана и его помощника, без промедления перескочила через ограждение и полезла по внешней арматуре в сторону рубки.
Его высокопревосходительство задумчиво посмотрел на японских героев-авиаторов.
– Подобные баталии достойны того, чтобы их запечатлевали. Надеюсь, Ростислав Дмитриевич, наш синематографист отснял сражение от начала до конца?
Капитан сделал несколько шагов по обзорной площадке, подошел к столбу со слуховой трубкой и какое-то время разговаривал со своими помощниками.
– Все заснято, – доложил он спустя несколько минут. – Синематографист спешным порядком меняет бобины, на горизонте объявился Второй Императорский флот, а значит, совсем скоро Курита сойдется с англичанами. Думаю, имеет смысл распорядиться, чтобы депеша о нашем прибытии достигла Куриты до начала сражения. Просемафорить, ваше высокопревосходительство?
– Разумеется, – кивнул Платон Эдуардович. – Только будьте лаконичны – Курита все равно уже многое знает от своих «психов», то есть, прошу прощения, Дмитрий, психотехнического персонала.
Дмитрий Ледянников позволил себе поморщиться, благо на него все равно никто не смотрел. Психотехников довольно часто сокращали до «психов» – за глаза ли, в желтой бульварной печати или в разговорной речи простонародья. За последние двадцать лет это слово почти что утратило изначальный уничижительный оттенок и перестало означать душевнобольных, но привычка видеть в его употреблении скрытую насмешку отличала всех психотехников его поколения. А вот молодежь, только-только сдавшая экзамены, даже гордилась этим названием, проводя черту между одной психотехнической генерацией и другой. Но даже они обижались, когда в их присутствии звучало слово «психованный», так и не утратившее связи с буйными душевными расстройствами.
– Нас заметили… «психи» Куриты, – доложил он, прикрывая глаза ладонью. – И с дирижабля Красного Креста тоже шлют приветствия.
Японские мастера направили в сторону «Дежнева» лучи своих Намерений, как будто хвастаясь дарованной им силой, – с расстояния, превышающего километр. На то, чтобы ответить подобным образом, у Дмитрия не хватало умения: японские психотехники недаром считались самыми лучшими в мире.
Тем временем абордажная команда легко расправилась с экипажем британца. Вторая «эриния» попыталась подойти вплотную к товарищу, но получила в упор поток свинца из бортовых пулеметов. Уйдя от перестрелки маневром с отставанием и набором высоты, британец приступил к обстрелу дымящейся кормы захваченного дирижабля.
Оставленный без присмотра корпус «Мусаши Тайхо» завалился набок и сильно потерял в высоте.
– Сейчас будут отстреливать нижнюю платформу, – авторитетно заявил Чесноков. – Помощь на подходе, достаточно облегчить дирижабль на несколько тонн, и времени хватит, чтобы дождаться спасателей.
Наверное, капитан «Мусаши Тайхо» пытался это сделать, но столкновение повредило крепления платформы к дирижаблю. Вместо того чтобы упасть в океан, подарив многострадальному кораблю несколько дополнительных минут жизни, та отделилась лишь наполовину и чиркнула по волнам. И без того малая скорость упала до нуля. Газовые камеры резко раздулись. Очевидно, капитан повредил клапан и выпустил наружу из хранилища весь газ сразу. На несколько секунд корабль поднялся над волнами, но полоскавшиеся на ветру полотнища ткани не удержали последнюю порцию газа и «Мусаши Тайхо» с плеском нырнул в воду. Какое-то время на поверхности еще плавали остатки газовой камеры. Холодные ноябрьские воды медленно подбирались к немногим уцелевшим пузырям и словно нехотя поглощали их один за другим.
– Мы не художники слова, но воспоминания о сегодняшнем дне все равно стоит записать, – оторвавшись от подзорной трубы, сказал Платон Эдуардович. – Военные историки нам не простят, если мы не приступим немедленно.
– Со всеми подробностями или вкратце? – поинтересовался Дмитрий, которому оптические механизмы были без необходимости. – Если с подробностями, есть риск пропустить то, что сейчас начнется. Я вижу на горизонте британскую армаду.
– У Риковера численное преимущество, – заключил Ростислав Чесноков, вглядевшись в скопление черных точек на северо-северо-востоке. – Большую часть его эскадры составляют тяжелые дирижабли, так что у Куриты шансов немного. Я бы на месте японцев отошел к родным островам.
– Психотехники Второго Императорского сигнализируют нам о намерении сражаться, – возразил Дмитрий. – Я не знаю, на что они рассчитывают, но японские дирижабли перестраиваются в боевой ордер. Готовьтесь увидеть бой.
– Все равно надо записать, – упрямо повторил Платон Эдуардович. – Представьте, как это будет красиво звучать лет через пятьдесят: «Тринадцатого ноября одна тысяча девятьсот девяностого года от Рождества Христова, в девять часов пятнадцать минут по токийскому времени боевой дирижабль Второго Императорского флота…»
– Вам действительно стоит писать мемуары. – Ледянников сосредоточился и взмахнул рукой. Повинуясь его жесту, навстречу, будто бы сам собой, подъехал небольшой столик на колесиках. На столике обнаружилась початая бутылка коньяку, три рюмки и толстая стопка бумаг. – Мне очень жаль, что сейчас у вас на это нет времени.
– Вы правы, Дмитрий, – с сожалением вздохнул Платон Эдуардович. – Грядущее сражение потребует от всех нас максимум внимания. Наше присутствие в качестве нейтральной стороны принесет большую пользу Отчизне. Так что давайте выпьем за процветание России и приступим к делу.
Над захваченной «эринией» был поднят флаг Страны восходящего солнца. Вторая «эриния» отказалась от обстрела развороченной кормы и заняла безопасную позицию в зените, над полностью выведенной из строя верхней боевой платформой.
– Кажется, у англичан проблемы с бомбами, – заметил Платон Эдуардович. – С их преимуществом в скорости и маневренности бомбардировка была бы самым эффективным решением, но они даже не распечатывали бомболюки. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь боевые корабли не должны отрываться от эскадры, имея неполный боекомплект…
– У эскадры адмирала Риковера, должно быть, трудности со снабжением, – переглянувшись с «психом», предположил Чесноков. – Ближайшее место, в котором его корабли могли бы загрузиться, расположено в сотнях километров отсюда, на американском побережье, в Орегоне. Если принять во внимание курс эскадры, легко предположить, что английский адмирал вылетал куда-то в район Алеутских островов, а теперь возвращается на базу. Конечно, Алеуты де-юре являются российской территорией, но де-факто контроль над островами у России только формальный – вы же сами видели отчеты по региону.