– По итогам битвы за одиннадцатую снежную крепость сезона тысяча девятьсот девяностого – тысяча девятьсот девяносто первого годов от Рождества Христова, – провозгласил сэнсэй, – объявляю благодарности всем ученикам. Илья, Аркадий, Борис, Игнат, Семен, Валерий, Игорь, Анатолий, вам поручаю строительство двенадцатой крепости. Афанасий вам поможет, если попросите. Павел, Ксения, Аркадий, – немного подумав, продолжил Архипов, опуская меч и убирая его в ножны. – За успехи в учебе вам предоставляется выходной день с разрешением выйти в город как сегодня вечером, так и завтра на весь день.
– Пойдем сегодня на Соборную? – прошептал невесть как оказавшийся поблизости Пашка.
Предложение совместной прогулки вызвало у девушки кратковременный приступ паники. После ознакомительного похода с Николаем Ксения старалась за пределы школы не выходить. Единственный раз, когда профессор Воронин пригласил ее в психотехнический музей при Университете, запомнился головокружением и постоянными прорывами футуроскопического таланта – видений с участием Николая.
«К черту, – подумала Ксения. – Нечего портить себе жизнь и лишаться удовольствий из-за некогда совершенной ошибки. К тому же Пашка ради меня нарушил приказ сэнсэя…»
– Пойдем, – кивнула она, разрушая свое Намерение незаметным движением вольта. – Если сэнсэй разрешает, пойдем обязательно.
– Салемский механик-рационалист?
Человек в кресле оторвался от изучения газет и точным движением руки поправил очки в роговой оправе. Казалось, Островский прибыл не в капитанскую каюту, а неведомым образом очутился в кабинете какого-то ученого. Вдоль стен теснились стеллажи с книгами, чуть поодаль от входа стоял письменный стол, пусть не такой массивный, как в обычных кабинетах, но и не выделяющийся своим дизайном. За столом, в резном деревянном кресле сидел Николас Тесла, капитан подводной лодки «Авраам Линкольн», таинственный и грозный Немо.
– Алекс Айлендер, капитан.
Островскому пришлось постараться, чтобы военная выправка не бросалась в глаза. Перед этим человеком требовалось выглядеть самым заурядным механиком – подозрительностью Тесла мог перещеголять даже Джонса, причем не особенно напрягаясь. Раньше Островский не видел такого сочетания спокойствия и недоверчивости. Иконописцам очень пригодилась бы фотография Теслы, особенно для написания Фомы Неверующего.
– Добро пожаловать на борт «Линкольна», Алекс, – пробормотал капитан субмарины, опуская взгляд. – Я слышал, что тебе уже показали наше хозяйство. Как оно тебе? Справишься?
Тут Алексею даже не пришлось кривить душой.
– Сразу не справлюсь. Столько всего нового, незнакомого. Тут вообще все так хитро устроено. Что-то в этом же духе хотел сконструировать у нас подвале дядюшка Исайя, но отец подсчитал стоимость топлива для паровой машины, необходимой для поддержания проекта в работоспособном состоянии, – в день получалось намного больше, чем вся семья зарабатывала за неделю. Вы, должно быть, богатый человек, капитан, если смогли построить такой ковчег.
– Это оружие, – бросил Тесла, не отрываясь от чтения газеты. – Тот, кто жалеет денег на оружие, либо дурак, либо раб. Без оружия не существует свободы, потому что человек человеку – волк. Так что, Алекс, у меня будет к тебе первое поручение – учись как можно быстрее. Отсутствие даже одного механика может в боевой обстановке обойтись дорого всем нам. А будешь учиться, веди записи. Потом покажешь их лично мне. Если найдешь возможность улучшить какое-то устройство без перестройки всей субмарины – получишь премию. Задание понял?
– Да, капитан.
Спокойный, практически лишенный интонаций голос едва не сыграл с Островским злую шутку. Внезапный переход от разговора к распоряжениям вызвал в памяти оставшиеся от военной службы рефлексы – еще бы немного, и вместо нейтрального «да, капитан» Алексей произнес бы армейское «так точно».
– Люблю иметь дело с понятливыми людьми, – неожиданно смягчился Тесла. – Особенно с понятливыми американцами. Расскажи лучше, что там, на берегу, творится. А то я плаваю тут затворником, о новостях только из газет два раза в месяц узнаю. Правда ли, что сэр Престли пообещал покончить с протекторатом до летнего солнцестояния? У старины Элвиса бывают заскоки, но раньше он так крупно не рисковал. Если бы не моя деятельность, он до сих пор топтался бы на старой границе, тратил бы по миллиону долларов в день на содержание армии и радовался бы, что японцы не переходят в наступление.
«Газеты приходят на субмарину два раза в месяц, – подумал Островский. – Следовательно, через пятнадцать дней может появиться возможность оказаться в Сан-Франциско, оставить в аптеке собранную информацию. Маловероятно, что «Линкольн» в автономном плавании может пребывать лишь пятнадцать дней, но есть существенная разница между регулярным привозом продовольствия и переходом на строгий паек. Пока в автономном существовании нет никакой необходимости, любой капитан станет его избегать».
– Когда я покидал Орегон с двумя товарищами, – начал Островский, опираясь на рассказы «психов» о найденном в памяти настоящего салемца, – там ходили слухи о новых танках. Вроде бы на них не восемь пушек, а двадцать четыре, броня вдвое толще, а скорость та же – десять миль в час. Вице-король всецело полагается на танковые силы – в их непобедимости его заверил сам премьер-министр Великобритании.
– Это ли не показатель упадка Империи! – моментально отреагировал Тесла. – Не справляются старые танки – увеличим броню, количество пушек. Поставим дополнительную паровую машину. А то, что в результате получается металлическая неповоротливая гора, никого не волнует. Между тем перспективные разработки дизельного двигателя, который, будучи поставлен хотя бы на самоходную установку, мог бы совершить переворот в военном деле, эти веяния нового времени приостановлены. Снова приостановлены. Почему? Потому что новые паровые машины Круппа мощнее. Тяжелее в шесть с лишним раз, но мощнее.
– Мне казалось, – осмелился подать голос Алексей, – проблема в психотехническом форсаже. В обычной паровой машине как – нагнетай давление пара, пока котел не лопнет, вот и весь форсаж. С таким справляется любой «псих», даже не особо обученный. А вот ускорять при помощи Мастерства дизельный двигатель не в пример сложнее – на это способны единицы, да и то после некоторой тренировки.
– Сто семнадцать, – пробормотал Тесла и, сложив газету вчетверо, полез в один из ящиков стола.
– Прошу прощения, сэр?
– Сто семнадцатый повод покончить с психотехникой раз и навсегда, – пояснил капитан, набрасывая что-то химическим карандашом в записной книжке. – Как рационалист ты должен понимать, что психотехника тормозит развитие человечества. Этим так называемым Мастерством владеют единицы, а остальным приходится как-то с ними сосуществовать. Захочет человек почитать книгу при ярком свете, зажжет электрический свет, а психотехник пройдет мимо и все испортит. Решит человек связаться с другом, находящимся за сотни километров, включит радио, а психотехник снова тут как тут. Взмах мечом – и прощай радио! А построишь генератор на керосине – так и головы можно лишиться. Как же – у психотехников головы разболелись. Мигрень у них, видите ли… А на прогресс и процветание всех людей им наплевать. Обладаешь талантом портить лампочки – ты человек. Не обладаешь – молись на индийский манер о следующем воплощении в качестве психотехника. Знал бы ты, как мне осточертели все их разговоры о медитациях, индивидуальном совершенствовании, прочей зауми! Учти, Алекс, ты слышишь мнение капитана, а оно на субмарине сравнимо с Божественным откровением. Если не согласен с тем, что я только что наговорил, – лучше выскажись сейчас.
– После всего, что я увидел здесь, – произнес Островский, удивляясь либеральности капитана Теслы, – мне нечего добавить к этим словам. И возразить им тоже нечего. Сэр Дарвин был прав, выживает тот, кто сильнее. Я с вами, капитан! Мы покажем миру, что психотехника является ошибкой истории, а истинный путь человечества освещен электрическими фонарями!
Мир управляется Божьей волей, но воля эта каждый раз облекается в новые одежды. Иной раз историю двигают волевые импульсы людей, посланные свыше озарения, которых не возникло бы, мысли люди последовательно и рационально. Мир управляем силами удачи, даруемыми тем или иным людям. Богоугодные дела свершаются легко, если, конечно, Господь не испытывает нас. Точно так же дела, не угодные Небесам, сверяются только с Божественного попущения, которое тоже можно счесть удачей, доставшейся недостойному человеку. И наконец, миром правит случай, никоим образом от человека с его первородным грехом не зависящий. Все эти три варианта легко объединяются в один, стоит нам слегка отойти в сторону и не вдумываться в личные отношения человека и Бога. Та сила, которая тогда предстанет перед нами, носит имя случайности.