– Капитан Ковалевский поступил как истинный русский!
По возвращении в Россию Ковалевский участвовал как историограф в обороне Севастополя. Вернувшись в Петербург, он был единодушно избран помощником председателя Российского географического общества. Тогда же был избран член-корреспондентом, а затем и почетным членом Петербургской академии наук. При этом Ковалевский был весьма известен и в литературных кругах как поэт, автор ряда романов и многочисленных книг о своих путешествиях.
«В трудное время стал Ковалевский директором Азиатского департамента, – писал один из его биографов, – несчастная Крымская кампания и Парижский мир сильно подорвали влияние и вес, какими пользовалась дотоле Россия на Востоке… Ковалевскому принадлежит несомненная заслуга, что в это тяжелое время он сумел поддержать престиж русского имени среди восточных и западных племен и тем значительно ослабил моральное значение Парижского мира в международных отношениях».
Одновременно с укреплением Азиатского департамента был усилен и наш научный штаб Большой Игры – Российское географическое общество (РГО), которое возглавил великий князь Константин Николаевич. Это сразу придало обществу большой политический вес, а также резко увеличило его бюджет и возможности. Одновременно, по инициативе секретаря Географического общества Александра Головнина начал действовать и Кавказский отдел РГО, что позволило усилить нашу разведывательную работу в Закавказье.
Укрепив Министерство иностранных дел, император Александр II решил заменить и руководство Военного министерства, обратив внимание на исключительно толкового начальника штаба Кавказской армии генерала Дмитрия Милютина, которого начал стремительно продвигать к вершинам военной власти.
В первых числах мая 1856 года тогдашний военный министр генерал Сухозанет приехал в Министерство иностранных дел, где встретился с только что назначенным на должность министра Горчаковым. Сухозанета волновал вопрос о возможных политических последствиях продвижения в Средней Азии.
– Любое движение в сторону Индии вызовет раздражение в Лондоне! – ожидаемо заявил ему Горчаков.
– А что скажут англичане, если мы прямо объявим, что идем именно в Индию? – ехидно поинтересовался Сухозанет.
Горчаков мгновенно изменился лицом.
– Что вы, что вы! – замахал он своими тонкими руками. – Одно наше заявление об этом приведет к столкновению с Англией! Одна мысль об этом обрушит всю нашу политику! Сегодняшее наше положение с финансами, последствиями проигрыша в войне и состоянием дел в Европе не допускают возможности даже думать об этой авантюре!
– Ну, финансы у нас всегда оставляли желать лучшего, о старой войне тоже пора забыть и готовиться к новым, а в Европе нас никогда не любили. К тому же я просто говорю о вариантах! – нахмурился Сухозанет.
– Такого варианта для нас просто не существует! – махнул рукой Горчаков. – Вы должны навсегда уяснить, что господство в Индии имеет для Англии исключительно важное значение! Любая наша попытка ниспровергнуть его вызовет самую бурную реакцию английского правительства. Оно немедленно сколотит новый антирусский союз. И тогда надо будет думать уже не о завоевании абсолютно не нужной нам Индии, а о спасении самой России!
– Честно говоря, я вас не понимаю, – передернул плечами Сухозанет, – Индия – великолепный раздражитель, на который мы можем постоянно нажимать в своих интересах.
В свое министерство Сухозанет вернулся в самом мрачном настроении. Генералу для особых поручений Милютину, спросившему его об итогах встречи с новым министром иностранных дел, он ответил раздраженно:
– Если раньше на Мойке сидел русофоб, то нынче англоман! Одно другого не лучше.
Под русофобом министр имел в виду недавнего канцлера Нессельроде, под англоманом – Горчакова.
Увы, Александр Михайлович Горчаков при всей своей политической смелости был по характеру человеком очень осторожным. Крымская война оставила в его душе неизгладимый след и теперь до конца своих дней он будет бояться происков Англии, стремясь любыми способами избегать конфронтации с Туманным Альбионом. Иногда это будет приносить пользу делу, но в большинстве случаев, наоборот…
В июле 1856 года к идее наступательной политики на азиатском направлении решительно присоединился и наместник Кавказа князь Барятинский, который направил в Петербург секретное письмо. Поводом к письму стал наглый захват английскими войсками важнейшего персидского порта Бушира. Наместник Кавказа не без оснований опасался, что, опираясь на этот пункт, Англия подчинит в дальнейшем персидские прикаспийские провинции. Барятинский сетовал: