Цель была достигнута мастерски: знатоки политики на Форуме и члены Сената решили, что истинная причина неприятия Скавром кандидатуры Суллы заключается в известной всем и каждому связи между Суллой и Гаем Марием. Ведь Гай Марий избирался консулом шесть раз — беспрецедентный случай! — и карьера его была уже на изломе. Его лучшие дни остались в прошлом, и он уже не мог заручиться достаточным количеством голосов, чтобы быть избранным в цензоры. Это означало, что Гай Марий, заслуживший прозвище Третьего основателя Рима, так никогда и не достигнет величия наиболее знаменитых консуляров, которые затем все без исключения становились цензорами. В раскладе римской власти Гай Марий представлял собой битую карту, скорее любопытный экспонат, нежели реальную угрозу, человека, которого может превозносить разве что третий класс.
Рутилий Руф налил себе еще вина.
— Ты действительно намереваешься отправиться в Пессинунт? — спросил он Мария.
— Почему бы и нет?
— Как — почему? Я бы еще понял, если бы речь шла о Дельфах, Олимпии, даже Додоне. Но Пессинунт? Это же в глубине Анатолии, во Фригии! Самая заброшенная, самая суеверная и неудобная дыра на свете! Ни капли благородного вина, ни одной пристойной дороги — одни тропы для вьючных ослов! Сплошь грубые пастухи, галатийские дикари! Ну, Гай Марий! Уж не Баттака ли ты собрался лицезреть — в его расшитой золотом мантии и с драгоценными камнями в бороде? Так вызови его опять в Рим! Уверен, он будет только рад возможности продолжить знакомство с нашими матронами — некоторые из них до сих пор безутешно оплакивают его отъезд.
Марий и Сулла начали смеяться задолго до того, как Рутилий Руф закончил свою пламенную речь; напряженная обстановка, в какой до этого проходил вечер, неожиданно рассеялась, и они снова почувствовали себя вполне свободно в обществе друг друга.
— Ты хочешь взглянуть на царя Митридата, — произнес Сулла, и это был не вопрос, а утверждение.
У обоих его собеседников взлетели вверх брови.
Марий хмыкнул:
— Что за невероятное предположение? Откуда у тебя такая мысль, Луций Корнелий?
— Просто я хорошо тебя знаю, Гай Марий. Для тебя не существует ничего святого. Единственный обет, который я когда-либо от тебя слышал, заключался в обещании легионерам организовать им порку задниц; военные трибуны слышали от тебя то же самое. Может существовать всего одна причина, по которой тебе понадобилось тащиться в анатолийскую глушь, невзирая на ожирение и дряхлость: тебе приспичило взглянуть собственными глазами на то, что происходит в Каппадокии, и выяснить, насколько в этом замешан царь Митридат.
Говоря это, Сулла улыбался такой счастливой улыбкой, какая не озаряла его лик уже многие месяцы.
Марий в изумлении повернулся к Рутилию Руфу:
— Надеюсь, я не для каждого так открыт, как для Луция Корнелия!
Пришел черед Рутилия Руфа расплыться в улыбке.
— Сомневаюсь, чтобы кто-то еще мог разгадать даже часть твоих намерений. А я-то поверил тебе, старый безбожник!
Голова Мария помимо его воли (во всяком случае, такое впечатление создалось у Рутилия Руфа) повернулась в сторону Суллы, и они снова принялись обсуждать вопросы высокой стратегии.
— Беда в том, что наши источники информации крайне ненадежны, — с жаром принялся объяснять Марий. — Ну скажи, кто из стоящих людей бывал в тех краях за последние годы? Выскочки, мечтающие стать преторами, среди которых я никому не доверил бы написать подробный доклад. Что мы, собственно, знаем?
— Очень мало, — ответил ему увлекшийся Сулла. — С запада в Галатию несколько раз вторгался царь Вифинии Никомед, с востока — Митридат. Несколько лет назад старикан Никомед женился на матери малолетнего царя Каппадокии — по-моему, она состояла при сыне регентшей. Благодаря женитьбе Никомед стал именоваться царем Каппадокии.
— Стал-то он стал, — подхватил Марий, — но, полагаю, счел весьма неудачным поворотом событий то обстоятельство, что Митридат приказал убить ее и посадить на трон мальчишку. — Он тихонько засмеялся. — Царя Каппадокии Никомеда более не существует! Просто не понимаю, как он мог вообразить, будто Митридат позволит ему довольствоваться победой, при том, что убитая царица приходилась Митридату сестрой!
— Ее сын правит страной до сих пор, именуясь — о, у них такие чудные имена! — кажется, Ариаратом? — спросил Сулла.