Алексей коснулся ладонью среза дерева и вдохнул аромат ели. Это был единственный за сегодняшний день естественный запах после вони сгоревшей взрывчатки, пылающего топлива и раскаленной брони.
Он подошел к двери, выпрямился, прерывисто вздохнул, поспешно стер каплю пота со щеки и нерешительно постучал.
— Заходи! — раздалось изнутри.
Алексей толкнул дверь и нырнул под низкую притолоку.
На улице стемнело, и маленькое окошко почти не давало света. В углах блиндажа притаился мрак, и лишь в центре он развеивался светом керосиновой лампы. У стены пыхтела маленькая печь, благодаря которой в помещении было тепло и по-домашнему уютно. Алексею сделалось жарко, и он оттянул ворот гимнастерки.
Посередине стоял стол с разложенной картой. Так, в общем-то, и представлял Калинин обстановку в блиндаже командира батальона: стол, на котором разложена карта; рядом, вытянув ноги и положив их одну на другую, сидел статный командир. Благородное лицо, седые виски… Алексей попытался сосчитать «шпалы» в петлицах, но из-за полутьмы в блиндаже и слабого зрения определить звание не сумел. Мать настойчиво советовала взять на фронт очки, но Алексею не хотелось у подчиненных получить прозвище «очкарик», да и вообще казаться слабаком. Хотя в своем первом бою…
— Не напрягай зрение, парень, — произнес комбат. — Я майор.
Голос у него был бархатный и мелодичный, проникающий в душу. Алексея даже дрожь пробрала. Ладонь майора покоилась на толстой книге в массивном кожаном переплете. Странной книге. Очень похожей на старинную, судя по истертому корешку.
— Лейтенант Калинин! Прибыл по вашему приказу!
Он терялся в догадках, зачем его вызвал командир батальона. Быть может, кто-то доложил, что Алексей проявил нерешительность в первом бою, и сейчас его ждет наказание? Однако, судя по всему, командир не собирался отчитывать молодого лейтенанта. Даже не повысил голос.
— Плохо видишь? — спросил майор.
— Вдаль… плохо вижу, — запинаясь, ответил Калинин. — Близорукость у меня…
— А почему очки не носишь? — Алексей потупился.
— Боишься выглядеть слабым? — спросил комбат. Он так и сидел перед Калининым, вытянув ноги, словно отдыхая после долгой ходьбы. — Брось. Очки необходимы, если плохо видишь. И поверь мне, людям вокруг безразлично, в очках ты или без. Характер человека проявляется вне зависимости от пары стекляшек, которые он носит на глазах.
Он кашлянул, прочищая горло.
— Где учился до войны?
— В Московском университете.
— На каком факультете?
— На историческом. Занимался историей славян.
— И чем именно?
— У нас еще не было специализации, но лично мне нравится история дохристианских религий. Я немного увлекаюсь этнографией, сказаниями и былинами. Сказками, в общем.
— Сказочник, значит, — произнес майор.
— Что, простите?
— Ничего.
Он снял одну ногу с другой и согнул ее в колене. Вторая так и осталась выпрямленной. Алексей внезапно понял, что комбат сидел в такой позе не из-за того, что устал после ходьбы. Вместо несогнутой ноги у него был протез.
— Трудно пришлось в первом бою?
— Да, — откровенно ответил Алексей. — Очень.
— На твоих глазах погиб командир роты Валерий Боровой?
— Так точно. Но я его почти не знал.
— Это был отличный командир. Я вместе с ним на Финской воевал. Гм, да-а… В общем, так, Алексей. Немецкие танки прорвали нашу оборону и вышли к реке Луговая. Мы остались за пределами котла, а в окружение угодили наши северные соседи. Туго им придется..
Майор с трудом поднялся. Сильно хромая, сделал несколько шагов по земляному полу блиндажа.
— В батальоне, да и в полку, серьезные проблемы с командным составом. Офицеров катастрофически не хватает. Вместо лейтенантов взводами уже давно командуют сержанты. Ваша рота понесла серьезные потери. Да, впрочем, ты и сам знаешь…
Алексей напряженно ждал, не понимая, к чему клонит комбат.
— В общем, так, лейтенант Калинин. Я назначаю тебя командиром роты вместо старшего лейтенанта Борового.
Молодого лейтенанта пробил озноб. Стало трудно дышать.
Это невозможно. Его поставили командовать ротой, а он даже не управлял и взводом. Более того, он даже не нашел свой взвод! Рота, пусть и неполная… Это сколько же человек? Им нужно отдавать приказы, кормить, вести за собой. А за свою жизнь Алексей командовал только собакой Машкой, которая много лет жила у них в семье, а полтора года назад умерла от старости.
Комбат взял его за локоть, Алексей почувствовал, что вот-вот упадет в обморок.
— Я… я не смогу, — выдохнул он.
Седовласый майор взглянул ему в глаза, от полутьмы в блиндаже зрачки у командира были расширены.
— Мы не спрашиваем солдата, может ли он брести по грудь в снегу. Может ли выдержать сумасшедший натиск противника. Перенесет ли тридцатиградусный мороз. Мы не спрашиваем — мы отдаем приказ! А он обязан его выполнить. И я не спрашиваю тебя, можешь ли ты командовать ротой. Я приказываю.
— Это огромная ответственность.
— Именно ответственность и есть твоя основная задача как командира роты.
— Я не знаю… Я боюсь вас подвести…
— Очень хорошо. Значит, ты будешь стараться, чтобы этого не произошло.
Комбат вернулся к столу. Встав к Калинину спиной, он прикоснулся к толстой странной книге, отстегнул старомодный ремешок и раскрыл ее. Алексею не было видно, что написано в книге.
— У нас очень мало времени, ротный Калинин, — сказал он, делая акцент на обращении. — Завтра утром рота отделится от батальона и выдвинется к деревне Потерянная. В двадцати километрах от нее на северо-западе расположена высота Черноскальная, которую занял враг. Вам необходимо уничтожить противника и взять высоту. Оперативные карты передадим вам завтра на рассвете. Тогда же получите сухой паек на три дня и боеприпасы.
Алексей слушал приказ, а в голове шумело, как после контузии. Панические мысли кружили надоедливыми мухами. Что делать? Как всё сложится? Он не умеет командовать. Он не справится. Зачем комбат приказывает захватить высоту, когда Алексей побывал лишь в одном бою, да и то в качестве наблюдателя?
— Там много немцев? — судорожно сглотнув, спросил он. — Я не силен в тактике.
— Всё приходит со временем. И тактические умения тоже. Немца там немного, но задание предстоит сложное.
Голова кружилась, Алексея слегка шатало.
— Задача ясна? — строго спросил комбат.
— Так точно! — автоматически выпалил молодой лейтенант, думая о том, что если он тотчас не окажется на улице, то грохнется в обморок прямо под ноги командиру.
— Можешь идти. Забудь о страхе. Ты справишься. Помни, что от тебя зависят судьбы многих людей. Я повторяю — многих! У тебя отличные солдаты. А старшина Семен Владимирович — лучший.
Не помня себя, Алексей вылетел из блиндажа. Он захлопнул дверь и припал к ней спиной. Голова кружилась, словно после карусели.
…(сгинул, проклятый! получи дулю!)…
Ему не справиться. Он не может командовать ротой. Он не умеет воевать. Его дело — читать на древнеславянском и, сидя в библиотеке, штудировать историю религий.
Появилась луна, высыпали звезды. Нетвердым шагом Калинин двинулся мимо костров, вокруг которых расположились солдаты. Он снова искал, но уже не взвод, а свою роту.
«Они не послушают меня, не станут подчиняться, — по пути думал Калинин. — Будут презрительно смотреть мне вслед и издеваться за спиной. Я умею быть вежливым, терпеливым. Но не смогу одернуть труса, наказать предателя или поднять их в атаку. Я не знаю, что сказать умирающему бойцу…»