Больше ничего интересного сказано не было. Только в конце своей речи Измайловский обратился к журналистам, присутствующим в зале:
— В целях недопущения всеобщей паники журналисты не должны обнародовать следующие подробности, касающиеся неизведанной угрозы. Далее генерал-майором был зачитан список подробностей, который ведомственные журналисты, давшие подписку о полном и безоговорочном подчинении воле руководящей верхушки, под страхом трибунала не должны были вынести за стены зала заседаний. К таким подробностям относились сведения о спецоперации по задержанию и нейтрализации шпиона, данные о замысле США по глобальному истреблению населения материка и, безусловно, о том, что противостоящие регулярной армии силы — не люди. Сводилось всё к тому, чтобы население было проинформировано "О начатой США масштабной военной операции против России с целью её полной оккупации".После доклада мы с Андреем и Шталенковым пошли в кабинет последнего.
— Чайку? — Шталенков окинул нас вопросительным взглядом.
Мы, поблагодарив его, утвердительно кивнули. Полковник достал из верхнего ящика стола три кружки, две из которых он всегда хранил там для гостей. Затем подошел к установленному около окна дизельному генератору и дернул за тросик. Генератор громко затарахтел. Шталенков вернулся к столу и нажал кнопку на электрическом чайнике. Мы с Андреем сели на диван напротив стола дяди Димы. Минут пять, пока закипал чайник, все трое сидели молча, погруженные в размышления над услышанным на докладе. В любом случае при тарахтении генератора разговаривать было не очень удобно. Когда чайник закипел, Шталенков вырубил генератор и разлил кипяток по кружкам, предварительно разлив туда заварку…
— Мда-аа… — протянул Шталенков. — Зомби, блин. Да кто ж они, чёрт побери, такие-то?! — задал он вопрос, не требующий ответа.
— Надо бы на исследование парочку сюда приволочь, — сделал логичный вывод Андрей, с задумчивым лицом сделав глоток и поставив чашку на столик у дивана. — Очевидно, шпион этот не выдал, что это за чудо техники такое, сам потому что не знает.
— А давайте-ка, парни, привезем сюда это чудо, пусть вон медики-эксперты поковыряются! — очень задорно ответил на реплику Андрея Шталенков. — А то на видео-то мы на них насмотрелись — страа-ашные… — шутливо протянул он. — А в душе, может, добрые и отзывчивые? — пародийно детским голосом протянул дядя Дима.
В этот момент я делал глоток чая, но завершить его не успел… Я так гоготнул прямо в кружку с чаем, что и я сам, и Андрюха были прилично поражены брызгами от моего напитка. Андрюха и сам взорвался громким хохотом.
— Сегодня вечером на экстренном заседании я намерен выступить с предложением отправить отряд бойцов к линии обороны и подкараулить там единичную тварь. К фронту лезть нет желания — слишком рискованно. А вот подстеречь заблудшего афганца в какой-нибудь прифронтовой деревушке — дело плёвое. Ну так, пацаны, — на блатной манер выговорил слово "пацаны" Шталенков, — нет ли желания скататься на СПА-процедуры, поваляться пару-тройку часиков в грязевой, так сказать, ва-анне, выпить чашечку кофэ где-нить под Самарой, а?
Не нужно было ничего и отвечать: Шталенков слишком хорошо нас знал, чтобы понять, что прозвучавший вопрос был автоматически квалифицирован нами как риторический. Конечно, мы были готовы, без всяких сомнений! Мы попросили сегодня же вечером сразу после заседания прислать к нам кого-нибудь, чтобы рассказать нам, было ли принято положительное решение по предложению Шталенкова.
Обратно с Андреем ехали все взбудораженные. Мы, почему-то, нисколько не сомневались в успехе предстоящего выступления Шталенкова с инициативой отправить отряд за "языком" (хотя афганец вряд ли мог представлять собой "языка" в классическом смысле этого определения).
— Дашка, Дашка, ты представляешь чего? — начал я с порога, — Скорее всего, мы с Андрюхой на войну поедем! — взволнованно протараторил я.
Я рассказал Даше и про сегодняшний доклад Измайловского и про то, что, вероятно, в момент моего рассказа обсуждал на экстренном заседании Шталенков. Сразу было понятно, что она уж точно не разделяет нашего с Андреем стремления принять участие в довольно опасной операции, а, напротив, что она очень напугана и не хочет этого.