— Друг! — я остановился и поглядел на Андрюху. — Ну скажи мне, ну скажи, как ты считаешь, но только правда, **здец наступает, да?
Видно было, как Андрей немного оторопел.
— Ты чё, Антох, перегрелся видать? — Андрей улыбнулся.
— Да чё перегрелся-то? — ответил я другу достаточно резко и грубо. — Ну, может и перегрелся, но факт остаётся фактом, нет? Глядишь в январе, ну, от силы, в феврале, афганцы в Москву придут. По любому придут. И всё, всё тогда, доплясались. Ломанёмся резко со всей двадцатимиллионной толпой в сторону Питера и чего? Либо по дороге туда нас прихлопнут, сожрут как цыплят-табака, либо, в лучшем случае, до Питера добежим, а там тоже прихлопнут, только чуть позже. Так чего оттягивать? Может не тянуть нам со смертью-то, а?
— Парень, ты ополоумел! — покрутил пальцем у виска Андрей. — Если бы в сорок третьем все бы как ты рассуждали, нас бы с тобой сейчас тут не стояло! — пошутил друг.
— Сорок третий, сорок пятый! Не сравнимое сравниваешь… — огрызнулся я. — Сейчас 2014-ый, а не сорок третий и американцы со своими афганцами — не немцы, и мы уж точно не бойцы Красной Армии! — зло пролепетал я, имея ввиду под "нами" нынешнее население страны, деморализованное и паникующее.
— Антох! — очень спокойно обратился ко мне Андрей. — Как ты думаешь, а твой дед как бы рассуждал сейчас, на твоём месте?
После этих слов, мне как будто чем-то врезали по голове, ход мыслей тут же сменил своё направление. Я представил себе, как бы в нынешней ситуации повёл себя дедушка, который всегда был для меня одним из самых авторитетных людей, а его жизненная позиция, его мировоззрение — образцовыми. Я попытался сперва представить, как бы он говорил сейчас, в нынешней ситуации, моими словами — не получилось. Попытался представить, что, пусть и не моими словами, но будто он тоже сдаёт на попятную, шлёт всё к чертям и утверждает, что "Это конец, выхода нет", но и этого у меня не получилось. А получилось лишь представить, что он произносит: "Бороться! Бороться до самого конца!".
— Бороться! Бороться до самого конца! — сжав кулаки и зубы и вырывая из оков температурного бреда своё сознание, прорычал я.
— Бороться, друг, бороться! — подхватил Андрей. — Пока мы живы, мы будем всеми силами стремиться выжить, и мы одолеем американцев! Мы, слышишь, МЫ будем жить на этой земле и наши дети и внуки. Пока не знаю как, но мы отобьёмся от нечисти, освободим страну и континент от мрази, понял? — И Андрей посмотрел на меня взглядом, полным решительности и уверенности, которая окончательно стряхнула с меня налёт уныния.
…Возле здания ФСБ по-прежнему трещали генераторы, и их треск несколько обнадёживал, напоминал о том, что цивилизация еще не окончательно отступила.
Шталенкова мы застали спящем в своем кабинете на диване. Он открыл дверь не сразу, что говорило о том, что спал он очень крепко. Пустив нас в кабинет, он пригладил рукой взъерошенные волосы, извинился за то, что так крепко уснул и предложил чайку с печеньями.
— Ух, ё-моё, поспал… Час уже, ужас! — расстроенным голосом протянул Шталенков "ё-моё", наполняя чайник водой из канистры. Затем, залив воду в электрочайник и включив его, залпом осушил стакан родниковой воды (той, что из канистры). — Извините, ребята, что я тут, так сказать, "безобразие нарушаю"… Просто в пять утра только прилечь получилось — первый раз за последние двое суток. В общем, к делу. Есть у меня для вас две новости. Как всегда: одна хорошая, другая плохая. С какой начать?
— С хорошей давайте! — пожелал я.
— С хорошей так с хорошей. Тебе же Андрей рассказал, что мы там выведали на днях? — Шталенков обратился ко мне.