Уже солнце садилось, когда вышли к реке Аваче. Госпожа Клинген рыдает от усталости, её успокаивают. Расположились на ночлег в маленькой избушке, натаскали из сарайки сена. Тут же и Кирилло подъехал с полным возом, там и вещи, и еда. Зорька тяжело дышит, устала таскать гружёную телегу по горам и речкам.
– Еле проехали, – Кирилло вытирает пот. – Кое-где приходилось самому воз тащить, Лошадь совсем устала.
Наконец-то накормив и уложив детей, женщины вышли на улицу. Темно, лишь звёзды сияют над Камчаткой. Воют собаки. Женщины горюют, опасаются, что всё их имущество сожгут англичане, мужей убьют, а их в плен возьмут.
Около трёх часов ночи пришёл посыльный от Василия Степановича, с запиской.
– Бог за правое дело, мы их разобьём, – читала при свече Юлия Егоровна. – Прощай, если Богу угодно не дать нам больше свидеться, то помни, что и жизнь долга ли?
На следующий день за путешественниками приплыли из хутора на батах – лодках, выдолбленных из цельного дерева.
После плавания вверх по Аваче детский поход окончился. Все, и женщины, и дети, ушедшие из Петропавловска, разместились в крестьянских избах.
День прошёл тихо, а ночью Юлия Егоровна проснулась от громких разговоров, бряцанья, конского топота.
Оказывается, это шли к Петропавловску, на его защиту добровольцы из окрестных сёл и деревень.
– Не сдадимся, – подумала Юлия Егоровна, засыпая, и закрыла глаза. Ей приснился Жора, он кричал «Мама! Мама!».
Юлия Егоровна опять проснулась, испуганная. Оказывается, это маленький Вася во сне звал её. Успокоив сына, женщина легла, но уснуть уже не смогла. Она думала о муже и старшем сыне.
Всё же, под утро, усталость взяла своё, и Юлия Егоровна уснула. Ей приснился огромный чёрный пароход. Размахивая голыми, без парусов, мачтами, как крыльями, он кружил над Петропавловском и каркал.
Батарея, огонь!
Жора всё время был с отцом, в его штабе, расположившемся на Сигнальной горе. На следующий день после того, как мама ушла с братиками и сестрёнками, вражеская эскадра в полном составе приблизилась к Петропавловску. С кораблей открыли пальбу, им ответили русские артиллеристы. Пушкари князя Дмитрия Максутова с Кошечной батареи, Сигнальная батарея лейтенанта Гаврилова и батарея Красного Яра, где командиром лихой мичман Попов.
Неприятельские снаряды никому не причинили вреда, даже не попали на позиции. Жоре было страшновато стоять на Сигнальной горе и слушать, как мимо пролетают ядра. Они завывали и свистели, как лешие в сказках.
Корабли при залпах покрывались дымом и пламенем. А когда по ним стреляли с берега, у Жоры замирало сердце, он всякий раз думал, что батарейцы угодили прямо в фрегат. Но дым рассеивался, и корабли оставались невредимы.
Хотя отец и стоявшие рядом офицеры, наблюдавшие за первой перестрелкой, уверяли друг друга, что видели, как наши ядра попадали в неприятельские суда. Но так или иначе, перестрелка продолжалась около часа. Затем фрегаты ушли обратно и стали на якоря вне радиуса поражения русских орудий.
– Ну слава богу, первый день за нами, – сказал Василий Степанович, снял фуражку и перекрестился. – Увидели враги, что не просто нас добыть будет.
Жора отпросился у него сбегать на Кошечную батарею, к Дмитрию Максутову.
– Ну что, кузен, испугался? – спросил его князь. – Небось, в диковинку такие картины тебе наблюдать?
– Нет, – ответил серьёзно Жора. – Я не боюсь. Пускай они нас боятся. А научи меня стрелять из пушки.
– Ну, брат, ты много хочешь, – засмеялся Максутов. – У нас всего по тридцать семь зарядов на орудие. Порох беречь надо. Вот отобьёмся от англичан с французами, тогда и постреляем вволю, цветным порохом, фейерверк называется. Слыхал?
– Ага, – кивнул Жора.
– Оставайся с нами ужинать, – предложил Максутов. – Нам от орудий отходить нельзя.
– Хорошо.
Жора кушал вместе с князем из деревянной миски наваристую уху из чавычи. С бухты тянул ветерок, чёрные суда, стоявшие на якорях, казались недвижимы. Меж ними сновали шлюпки.
– Завтра будет жарко, – Максутов отложил ложку. – Что-то не уверенные они сегодня. Думаю, что не ожидали столкнуться с такой обороной. Твой отец очень хорошо приготовился к встрече.
Никто из защитников Петропавловска-на-Камчатке не знал, что на союзной эскадре царит уныние. Застрелился адмирал Дэвид Прайс. Во время погони за «Авророй» он бахвалился, что навсегда отучит русских появляться в Тихом океане. Офицеры фрегата «Президент» даже втихомолку начали называть его меж собой «Сверкающий меч возмездия».