Герадот же был лишён такого изящества. В качестве основного оружия он использовал цеп, а дополнительным ему служил стальной рукав на второй руке, который он использовал как для защиты, так и для атаки. Он был безжалостен и атаковал в основном яростно и необдуманно, но крайне эффективно. Его ученикам приходилось крайне нелегко.
— Всё любуешься? — осведомился Маркус, подойдя к Центуриону, следящему за ходом тренировок.
— Конечно. Запоминаю новые приёмы заодно, вдруг пригодится.
— Давай-давай, потом расскажешь, помогло или нет. Хотя, если не помогло, скорее всего не расскажешь!
Маркус рассмеялся и хлопнул друга по спине.
— Ты в хорошем настроении, мой друг, — заметил Центурион.
— Есть такое. Скорее всего это от формы. Стоило вновь её напялить, и сразу почувствовал себя на своём месте.
— Рад это слышать. Как, думаешь, что нас там ждёт?
— Не знаю. Ты это вон у неё спроси.
Маркус указал на Елену, вышедшую на верхнюю палубу.
— Хороша, а? — Маркус ткнул друга локтем, — Уверен она пользовалась популярностью в том борделе.
— Не знаю, — ответил Центурион и отвернулся, когда встретился с девушкой взглядом.
Это не ускользнуло от Маркуса.
— Ты чего это, старина? — спросил он, — Никак влюбился?
Центурион не ответил, но смущение подло выдало его.
— Да ты шутишь! — воскликнул Маркус, — Влюбился?! В кого?! В проститутку!
— Не называй её так! — зло ответил Центурион и отвернулся лицом за борт.
— Ох…
Маркус ещё раз бросил взгляд на Елену, а затем снова обратился к другу.
— Прости, брат. Я не должен был так говорить. Прости. Нам не дано выбирать, кого любить, я понимаю.
Он положил руку на плечо товарища.
— Мир?
— Мир, — Центурион хлопнул по руке Маркуса своей, — забыли.
Они недолго помолчали, глядя на лазурную воду за бортом, а затеи Центурион спросил:
— Так, а кого же ты любишь, о Маркус? Есть такая?
Маркус рассмеялся в ответ:
— Ох-ох-ох! Известно кого! Ни одна женщина не способна выдержать всю силу моей любви! Лишь Империя способна на это, и я люблю её и верен лишь ей!
— Похвально, мой друг, похвально… А это что?
Центурион вгляделся вдаль, а затем велел сбавить ход и спустить шлюпку. Вскоре, её снова подняли на борт, вместе с выловленным утопленником, вцепившимся в обломок доски, как в единственный шанс на спасение в открытом море. Спасённого вскоре привели в чувство. Увидев вокруг себя имперских солдат, он чуть не выпрыгнул обратно за борт, но быстро успокоился.
— Кто ты? — спросил у него Центурион, — Как ты очутился в воде?
— Имперцы, да? — ответил спасённый незнакомец, — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу вас в этих водах, и тем более, что буду обязан вам спасением.
— Я повторяю вопрос, — сказал Центурион, — кто ты?
— Я знаю, кто он, — ответил Маркус, внимательно осмотрев гостя.
Его кожаный камзол, штаны из парусины, высокие сапоги с подворотом, расправленная рубашка и жилетка выдавали опытного морского волка. Пустующая перевязь для короткой сабли, говорила, что волк частенько кусается. А чёрная борода, длинные сальные волосы, серьга в ухе, и золотые и серебряные персты на руках ярко давали понять, что этот человек не состоит на военной службе.
— Он пират, — закончил мысль Маркус, — скорее всего его корабль потопили, и он умудрился выжить.
— А Вы очень проницательны, — усмехнулся Пират, — я-то всегда считал имперцев людьми недалёкого ума.
— Мерзкая погань! — Маркус сплюнул на палубу, — Казнить его!
Солдаты взялись за оружие, но замерли, ожидая окончательной команды Центуриона. Тот кивнул, и солдаты схватили пирата и потащили его к борту. Пират не сопротивлялся. Он громко смеялся и кричал:
— О да! Никому ещё так в жизни не везло! Дважды за два дня быть убитым и сброшенным в море! Что ж! Запомните моё имя, имперцы! Будете потом рассказывать внукам, как изловили грозу семи морей! Гаспара, по прозвищу счастливчик!
— Стойте! — прокричал Центурион.
Он быстро подошёл к пирату, которого уже почти сбросили за борт, и схватил его за грудки.
— Как, ты сказал, тебя зовут?!
— Гаспар, — вяло ответил пират, — Гаспар-счастливчик.
— Гаспар, — повторил Центурион, словно пробуя имя на вкус.
Он долго смотрел на человека, чья жизнь висела на волоске и зависела от его решения. В конце концов, центурион швырнул счастливчика на палубу и сказал: