— Вишни несу, милые мои белушечки. Бабушка велела в ручей их выбросить.
— Го-го-го! Зачем же их в ручей бросать? Или ты не знаешь, как мы любим вишнями лакомиться? Го-го-го! Высыпь на бережку, и мы их съедим!
— Так и быть, белушечки, — согласилась Гинче. — Кушайте на здоровье, раз вам так хочется.
Забыла Гинче, что она обещала бабушке, и высыпала вишни на берег. Вернулась домой, поставила пустую бутылку возле калитки, а сама убежала играть с подружками на соседский двор.
А гуси с жадностью проглотили сладкие, пропитанные ракией ягоды…
Прошло немного времени, и бабка Гина сама вышла из дому — нарвать петрушки в огороде у ручья. Вышла, но только отворила калитку, как закричит в ужасе:
— Ой-ой-ой! Что ж это приключилось?
А приключилась беда: все её гуси лежали недвижимые на берегу. У одной гусыни шея вывернута так, у другой — эдак, а гусак на спине валяется, задрав перепончатые лапы вверх.
— Ой, мама родная! — всплеснула бабка Гина руками. — Сдохли мои гуси от болезни какой-то! Старый! Старый! Ты где, старый?
— Тут я, старуха, тут! — отозвался со двора дед Герга́н. — Что у тебя стряслось? Чего ты так перепугалась?
— Беги, старый, сюда, глянь — гуси у нас передохли!
Прибежал старик и тоже за голову схватился.
— Вот так штука! Что же теперь делать?
— Ощипать! — заплакала бабка. — Ощипать их надо, пока тёплые! Хоть перья нам останутся. Набьём две-три подушки для внучат.
И у деда Гергана слёзы на глазах выступили, но всё равно схватил он тяжёлого гусака и в два счёта ощипал все перья, до последнего пёрышка. Ощипал и бросил гусака в кусты бузины.
Быстро-быстро щипала мягкие перья и бабка Гина. Ощиплет и бросит голого гуся в кусты.
Затолкали они после перья в мешок и унесли в дом.
— Бери теперь мотыгу, — велела бабка Гина деду, — вырой глубокую яму. Закопаешь милых наших белушек.
— Не плачь, старуха, не плачь, — сказал старик, а сам моргает. — Сейчас пойду закопаю.
Взял он из сарая мотыгу, взял кирку, пошёл обратно к ручью и стал копать глубокую яму. Копает и плачет. Плачет и всё о гусях думает.
И потому, наверно, вдруг показалось ему, что слышит он знакомый голос:
— Го-го-го! Го-го-го!
Выпрямился дед Герган и слушает. Слушает и ушам своим не верит: их гусак кричит!
А вот и он сам. Вылезает из бузины живой и здоровый, только ощипанный и синий-пресиний. Качается из стороны в сторону, падает, встаёт, но всё-таки идёт и гогочет.
Гогочет, будто спрашивает:
— Гол-гол-гол! Почему я голый?.. Гол-гол-гол! Почему я голый?
— Бабка Гина! — закричал старик. — Беги сюда, глянь, гуси ожили!
Прибежала бабка Гина, смотрит, глазами хлопает: голые гуси один за другим выходят из бузины — качаются, падают, встают, но всё-таки идут и гогочут:
— Голые-голые-голые? Почему мы голые? Голые-голые-голые! Почему мы голые?
— Мама родная! — догадалась бабка. — Они были не мёртвые, они пьяные были. Гинче им вишни из бутылки с ракией отдала! Что теперь делать? Осень пришла, дни холодные. Снег вот-вот пойдёт. Глянь, старый, глянь, как они посинели!
— Вижу, старуха, вижу! Да что теперь делать, раз мы их сами ощипали? Обратно перья не воткнёшь!
— Нет, мы им платья сошьём! И поскорей. Без платьев они и в самом деле обморозятся!
Бабка Гина проворно, как молоденькая, побежала в дом, открыла сундук со старыми платьями. Перерыла их все, отобрала наскоро разных тряпок и тряпочек. Потом схватила ножницы, вдела нитку в иголку и принялась кроить и шить…
Мастерица была бабка Гина — платья получились красивые, как на выставку. Одни красные, другие зелёные, розовые, пёстрые. И бумазейные, и шёлковые. Но все — с высокими воротничками, чтоб шею закрыть.
А гусаку Гинче повязала галстук, и такой он оказался щёголь!
Всё село сбежалось к ручью поглядеть на расфранчённых гусей. А они важно вертелись и так и эдак — показывали, какие они модники:
— Го-го-го! Разве мы не красивые? Го-го-го! Разве мы не нарядные?
— Очень вы красивые! Очень нарядные! — смеялись гости.
Жалко только, что под платьями уже новые перья растут. Пройдёт немного времени, и наши гордые красавцы снова превратятся в самых обыкновенных белых гусей.
Золотые рыбки
У Ми́лко были две маленькие золотые рыбки. И, хотя жили они в обыкновенной банке из-под кислой капусты, были они очень весёлые и озорные. Стенки у банки были стеклянные, вода чистая, прозрачная, и две маленькие подружки видели всё, что происходит вокруг. Они даже думали, что вся комната наполнена водой, и никак не могли понять, почему им не удаётся проплыть сквозь прозрачное стекло и нырнуть под стол или под стулья. Так хотелось им понюхать цветы в вазе, послушать вблизи песни этой большой музыкальной раковины — радио!..