— Стой здесь на цементе, — велел Петко. — А то на дворе тебя ещё собака повалит! Или воробьи нос склюют. Завтра я тебя опять на улицу вынесу. Целый день будем с тобой играть.
Вы, конечно, догадываетесь, что Белопузик ничего не ответил своему другу. Да и как мог он ответить, если Петко забыл сунуть ему в рот между спичками язык!
А Петко пошёл на кухню. Умылся, поужинал за столом вместе со всеми домашними и лёг спать. И, как ни устал он от целого дня игры, ему всю ночь снилось, что летит он с Белопузиком на больших санках…
Проснулся он поздно, чуть ли не в девять часов. И только открыл глаза — вскочил и побежал вниз по лестнице.
— Ты куда босиком? — крикнула вслед мать. — Оденься! Простудишься!
— Сейчас… Только посмотрю…
Прошло немного времени, и мать услыхала громкий плач. Она оставила кастрюлю с горячим молоком и сама заспешила вниз по лестнице…
Что ж она увидела?
Чулан полон воды. В воде стоит Петко и плачет. Не плачет, а в голос ревёт:
— Где мой человечек!.. Где мой человечек?..
— Какой человечек, Петенька?
— Мой человечек!.. Белопузик!.. Я его вчера в чулане оставил! Ой-ой-ой!.. Его кошки съели! Подумали, что он из брынзы!.. Ой-ой-ой! Сожрали Белопузика!
Сын ревёт, а мать смеётся:
— Кошки, Петенька, снежных баб не едят.
— Так где же он? Где?
— Вот где! — сказала мама. — В луже утонул. Видишь, вон его нос!
Только теперь увидел Петко и морковку, и два уголька, и соломенную шляпу, которая плавала в луже на цементном полу чулана.
— Иди отсюда, быстро! — дёрнула его за руку мать. — Иди, простудишься. И не реви. Другого человека себе вылепишь. Марш одеваться!
Петко оделся, позавтракал и открыл дверь в сад.
Что же он увидел? Что услышал?
Со всех крыш струйками текла вода, весело звенела капель. Ночью дохнул тёплый ветер и растопил весь снег.
Петко-Петушок навсегда потерял своего друга, такого милого, такого раскрасивого. Но он никогда, никогда его не забудет…
Часы и баклава
Бабка Ку́на достала из духовки противень со сладким слоёным пирогом — баклавой. Потом взяла соусник с густым сахарным сиропом и стала поливать пухлую, поджаристую коровку.
Хотя дверь была затворена, двое её внучат учуяли дивный запах и сломя голову кинулись на кухню.
— Готова? — крикнул Славя́н.
— Готова? — крикнул Васи́л.
— Отрежь, бабушка, дай попробовать! — крикнули оба.
— Нет! — подняла ложку бабушка. — Баклаву так не едят. Она раньше постоять должна, пропитаться сиропом… Потерпите немножко.
— Сколько немножко? — спросил Славян.
— Сколько немножко? — спросил Васил.
— Самое меньшее час, — ответила бабка Куна.
— Ой, что ты, бабушка! — крикнули оба. — Нам очень хочется попробовать твою баклаву!
Но бабка не уступала.
— Сейчас часов восемь, — сказала она. — Когда будет девять, я вам дам по два кусочка. Ступайте посмотрите, сколько времени на дедушкиных часах.
Мальчишки вернулись в комнату и посмотрели на карманные часы деда, висевшие над радио.
— Восемь! — сказал Славян.
— Восемь без одной минуты, — сказал Васил.
— Попробуй потерпи до девяти! — сказали оба. — Вот проклятые часы!..
Но часы ничуть не обиделись на мальчиков. Они всё так же ковали маленькими молоточками секунду за секундой:
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук!..
Это были старые-старые часы с двумя серебряными крышками и длинной золотой цепочкой.
Дед Злата́н очень любил ими хвалиться.
— Видите? — показывал он часы гостям. — Точные, как солнце… Нет, ещё точней! Солнце может взойти с опозданием или, наоборот, поспешить, а мои часы и не спешат и не отстают. Идут всегда точно по радио. Чудо-часы!
Но хоть это и было чудо, мальчишки их терпеть не могли.
Да и как можно было любить часы, если из-за них ребят так рано будили по утрам, чтоб они не опоздали в школу. Из-за них мальчикам приходилось бросать игру во дворе, когда до полной темноты бывало ещё далеко. Часы подсказывали родителям, что детям пора уходить от гостей, хотя разговоры как раз в это время становились особенно интересными, особенно увлекательными…
Вот и сейчас: тикают они, безразличные ко всему на свете, и нет им дела до того, что так вкусно пахнет баклава и так хочется мальчикам похрустеть поджаристой корочкой, ореховыми ядрышками…
— Давай пойдём во двор, — сказал Славян.
— Давай пойдём! — сказал Васил.
— Только нюхать тут её! — сказали оба.