Стал Тренчо клянчить:
— Генчо, дай посмотреть эту чудную книжку.
— Не дам! — буркнул Генчо и прижал книжку к груди.
— Да я только картинки посмотрю…
— Не дам! Моя книжка.
— Погоди, Генчо! — убеждал его Тренчо. — Ведь надо, чтоб каждую книжку прочитали как можно больше ребят. Разве не для того писатели её пишут? Не для того художники рисуют?
— Не дам!
— Жадина ты, Генчо!
— Вот такой уж жадина!
Тут только вспомнил Тренчо все свои хитрости. Побежал он домой, отрезал большой ломоть тёплого хлеба. Потом намазал его маслом, потом посыпал чебрецом и порошком из душистых трав, потом сладким красным перцем и снова выбежал в сквер. А там…
…А там острый аромат чебреца и перца сразу достиг чувствительного носишки жадного Генчо. Рот его в одно мгновение наполнился слюной.
Забыл Генчо про книжку и подошёл к хитрому Тренчо:
— Что это у тебя? Хлеб с чебрецом?
— Не твоё дело!
— Дай глянуть…
— Не дам! Смотри свою книжку.
— Жадина ты, Тренчо.
— Вот такой уж жадина…
— Дай раз куснуть. Один разочек…
— Не дам!
— А я тебе книжку посмотреть дам.
— Нужна мне твоя книжка! Я папу попрошу, он мне две такие купит!
— Ну что ты, Тренчо! — продолжал упрашивать Генчо. — Ведь надо, чтобы каждую книжку прочли как можно больше ребят. Разве не для того их писатели пишут? Не для того художники рисуют, чтоб дети книги читали, красивые картинки рассматривали? Становились умненькими, добренькими… На, Тренчо, возьми… Держи книжку. Смотри её… Бери, бери!.. Бери, пожалуйста!..
— Ладно!.. — сдался наконец Тренчо. — А ты бери весь ломоть. Я не голодный.
Взял Генчо хлеб и стал откусывать от него великанские куски. Да и кто устоял бы, увидев ломоть тёплого хлеба, намазанный маслом, посыпанный чебрецом, солью, порошком из душистых трав и сладким красным перцем!..
А в это время Тренчо вытер пальцы носовым платком и бережно взял в руки драгоценную книжку. Потом раскрыл её и сразу забыл и про Генчо, и про хлеб, и про всё на свете. Будто сам он летел вместе с лебедями и златокосой девушкой — туда, за синее море, где солнце восходит…
Гошо и лев
Видите на картинке, какая здоровенная шишка у меня на лбу?
Вскочила она оттого, что на меня прыгнул страшный лев.
Нет, было это не в цирке! И не в зоопарке!
Всё случилось там — посреди бескрайней пустыни Сахары…
Я хоть и маленький, но очень любознательный. Сказки про разных там принцесс, заколдованных лягушек да про бабу-ягу мало меня волнуют. Куда интересней, по-моему, самолёты, ракеты и автомобили.
Я, например, могу отличить, когда летит «ТУ-104» и когда «ИЛ-18».
Не думайте, будто я хвастаю, но даже с закрытыми глазами, по одному только шуму мотора, узнаю я, когда идёт «Москвич», когда «ва́ртбург», а когда «шко́да».
Но больше всего на свете люблю я слушать разговоры взрослых. Особенно радуюсь я гостям. Вот когда интересно бывает!
Плохо только, что гости чаще всего приходят по вечерам. А ещё хуже, когда мама говорит:
— Го́шо, пора ложиться. Раздевайся, пожалуйста, чисть зубы и марш под одеяло!
Первый раз я делаю вид, будто ничего не слышал. Сижу себе спокойно и продолжаю слушать про космонавтов, атомные бомбы и вулканы в Тихом океане.
Но мама повторяет:
— Иди, Гошенька, иди, мальчик. Эти разговоры не для тебя.
Понятно, можно бы пропустить мимо ушей и второе мамино напоминание, но строгий голос отца добавляет:
— Гошо!.. Ступай спать!.. Ступай-ступай, не тяни!
И я шёл спать. С мокрыми глазами, но шёл. Пока в тот вечер…
В тот вечер у нас опять были гости. Пришли друзья нашей семьи — инженер Пе́нчев и его жена доктор Пенчева. Дядя Пенчев недавно ездил в Египет. И до чего же увлекательно рассказывал он про пирамиды, пальмы, сфинксы и про бетонную стену Ассуанской плотины, которая будет выше, чем башня софийского телевидения!
А однажды инженер Пенчев со своими египетскими друзьями в открытом «джиппе» ехал по шоссе через пустыню. И вдруг поднялась песчаная буря — самум. Небо потемнело. Чёрный песок пошёл волнами, волнами. Засыпал всё шоссе. Машина остановилась…
Сердце у меня стучало, как мотор у мотоцикла:
«А если их засыплет песком?.. А если появятся львы? А если они бросятся на людей?..»
— Гошо! Иди спать!
Ах, как всё же плохо быть маленьким! Когда наконец я вырасту, чтоб никто уж больше мной не командовал!..