Выбрать главу

Лежёна будили несколько раз. Нужно было залезать в седло и с чугунно-тяжелой головой ехать во мрак — отыскивать какого-нибудь генерала на аванпостах. У костров бивакировали солдаты; большинство крепко спали на голой земле, подложив под голову ранцы и подтянув ноги к животу, а те, к кому сон не шел, курили трубки и негромко беседовали. Возвращаясь после очередного исполненного поручения, полковник заинтересовался шумным сборищем у околицы поселка. Это оказался импровизированный конский рынок: пехотинцы продавали лошадей, захваченных у неприятеля. Лежёну была нужна сменная лошадь, он подъехал посмотреть.

Кони в самом деле оказались отменные, просили за них по четыре-пять луидоров, Лежён сторговал себе троих. Небо на востоке начинало светлеть — поспать бы еще хотя бы час! Бертье всё еще что-то писал на барабане, склонив набок свою большую голову, император стоял к нему вполоборота, заложив руки за спину. Неужели они вообще не ложились? Вот железные люди!

Через час Лежёна растолкали; он сел, потер руками лицо; в ушах шумело… Купленных ночью коней рядом не оказалось: их уже кто-то свёл. Пятнадцать луидоров! Триста франков! Что-то дорого ему в последнее время обходятся яркие впечатления и жизненный опыт…

…Первыми в атаку ринулись карабинеры, которых до сих пор держали в резерве: их командиры просили императора разрешить им сразиться с неприятелем как о чести. Всадники в меховых шапках и мундирах с красными отворотами мчались галопом эскадрон за эскадроном; австрийцы храбро встретили удар, но их точно смыло океанской волной. Две атаки кирасиров завершили разгром; остатки конницы укрылись в городе.

Пехота стреляла со стен, из каждой амбразуры торчало жерло пушки. Французские стрелки рассыпались по окрестным садам и выбивали канониров, прикрывая подход солдат, которые несли лестницы, набранные в поселках. Лежён вез донесение о том, что Ланн разбил наведенный за ночь плавучий мост. Но где же император?

Наполеон сидел на барабане; хирург стоял перед ним на коленях, разрезая правый сапог. Нога страшно распухла, но крови видно не было: картечная пуля ударила в пятку, отбив каблук. Император трое суток не разувался, вот и… Кажется, нерв задет; должно быть, боль адская, но по его лицу этого не скажешь… Хирург перевязал ногу, и Наполеон тотчас вскочил в седло, пронесся в одном сапоге перед рядами солдат, приветствуемый восторженными криками, — пусть и свои, и чужие видят, что он жив.

Регенсбург обстреливали уже десять часов; огромные столбы черного дыма торжественно поднимались к предзакатному небу. Гребни частично обрушенных стен вырисовывались китайскими тенями на фоне гудящего алого пламени, черные силуэты защитников города метались в серно-желтом мареве, белесый пар уносился вверх, посеребренный лунным светом. Наконец рухнул дом, прислонившийся к городской стене, и в ней самой открылся пролом. Пехота собиралась с духом, прежде чем выбежать на открытое место, простреливаемое картечью. Вперед! Первые два взвода рванулись к бреши и тотчас упали как подкошенные. Вперед! Вторая попытка оказалась не более успешной. Маршал Ланн кипел от нетерпения; стоявший с ним рядом Лежён представил себе, как бежит к пролому, и у него вспотели ладони.

— Я покажу вам, что я всё еще гренадер!

Ланн сам выстроил колонну и встал впереди. Раз, два, три…

— Сюда, сюда!

Инженерный капитан Больё махал им рукой, указывая место у края рва с поврежденным контр-эскарпом. Несколько солдат спрыгнули в ров, другие спустились по лестницам, вскарабкались к пролому, сбросили со стены венгерских гренадеров… В несколько мгновений все лестницы оказались приставлены к стене, офицеры вели солдат за собой, колонна ворвалась в город и устремилась к воротам.

Австрийцы разбегались; некоторые бросали оружие и поднимали руки. "К мосту!" — кричал Ланн. Жители выносили свои пожитки из горящих домов, на площади было не протолкнуться от повозок, телег и фур; солдаты свернули в переулок, потом в другой, остановились в нерешительности — куда теперь?

— Французы? Братцы! Французы!

Из подворотни выглядывала женщина в полосатой холщовой юбке с когда-то белым передником поверх солдатских башмаков с гетрами, в серой суконной куртке, перехваченной кожаным поясом, и старой фетровой шляпе. Маркитантка! Она радостно устремилась навстречу землякам, умело оборвала соленые шутки. Мост? Конечно, знаю! За мной, ребята!