Сделав общий поклон, Бонапарт резво поднялся по лестнице-подкове, прыгая через две ступеньки; свита с трудом поспевала за ним. Да, он любит движение, быстроту мысли и поступков. Всего месяц назад он был в Париже, Сен-Клу, Мальмезоне, появлялся в Опере и на праздниках, и вот он уже в Вене, в императорском дворце! Конечно, нельзя отрицать, что он человек незаурядный, у него есть чему поучиться. Эрцгерцог Карл, например, охотно берет у него уроки тактики и вооружает пехоту по французскому образцу; в этот раз австрийцы не станут такой легкой добычей, как в пятом году… И всё же Чернышев далек от того, чтобы восхищаться Бонапартом безгранично, не замечая его смешных и нелепых сторон.
В зале, смежной с кабинетом, уже был сервирован обильный обед по "французской системе": сразу несколько супов, несколько жарких, множество десертов на выбор… Через двадцать минут император встанет из-за стола, и все гости будут вынуждены подняться, не утолив голода; оставшееся на тарелках станет добычей челяди. Столовые расходы неоправданно велики, а счета Жозефины Бонапарт проверяет, как какой-нибудь скряга, зачастую отказываясь платить и отправляя заказы обратно! Слуги получают новые свечи только по предъявлении огарков, простыни меняют всего раз в месяц, полотенца — два раза. Незадолго до отъезда на войну император велел пересчитать всё столовое и постельное бельё в своих дворцах, на это ушло почти три недели. Зато обнаружилась пропажа двух простыней, с которыми сбежал какой-то парень, служивший на конюшне; министр полиции получил приказ поймать его во что бы то ни стало! Какой бы роскошью ни окружал себя император французов, он так и остался лейтенантом артиллерии, считающим каждый грош!
Откланявшись, Бонапарт ушел в кабинет вместе с Бертье. Что-то они затевают… Свитских офицеров расспрашивать бесполезно, для них планы императора сродни неисповедимым божественным замыслам. Ничего, скоро все секреты раскроются: времени нет, эрцгерцог Карл идет сюда из Богемии, Бонапарт наверняка готовит упреждающий удар.
В ставке скучали дежурные офицеры. Чернышев перемолвился с каждым парой фраз и вышел в парк.
Русских волонтёров он нашел возле фонтана Нептуна у подножия холма. Мускулистые тритоны укрощали рыбохвостых коней, коленопреклоненная Фетида молила владыку морей вызвать бурю, чтобы Парис не похитил Елену и в Трое не началась война, на которой погибнет ее сын Ахиллес. А в самом деле. Если бы "Парис" утонул — к примеру, возвращаясь из Египта… а еще лучше на пути туда, — не было бы ни похищения короны, ни этой нескончаемой войны…
Фетида была несколько полновата на вкус Чернышева, а вот нимфа по другую сторону от Нептуна очень даже ничего — красивая грудь, стройные ляжки… При взгляде на осунувшееся лицо Левенштерна Александр воздержался от этих замечаний: Вольдемар горюет по жене, скончавшейся во время бомбардировки Вены. (Она и так была безнадежно больна, но страх ее доконал.) Ах, эти сентиментальные немцы! Сплошные Вертеры. Зато он согласен участвовать в кампании; наверняка будет искать смерти на поле брани, раз кончина любимого существа лишила смысла его существование. Вот почему немцы терпят поражения от Бонапарта: на поле битвы идут за победой! Полковнику Горголи этого объяснять не нужно, он — редкое сочетание мужской красоты, женской заботы о своей внешности и беззаветной храбрости, презирающей опасность!.. Левенштерна утешает Павел Гагарин, еще один романтик. Чин генерал-адъютанта ему принесла женитьба на Анне Лопухиной, фаворитке покойного императора, но его любовью стала молодая вдова Валериана Зубова — Мария Любомирская. Не прошло и года после начала их страстного романа, как княгиня Гагарина умерла; эта неожиданная кончина наделала много шуму в петербургских гостиных, покуда Аустерлиц не подбросил новую пищу для разговоров. Однако ветреная полька, окруженная толпой поклонников, предпочла томному Гагарину генерала Уварова, который не преследовал ее своею ревностью и не предъявлял слишком рьяно супружеских прав. (Саша Бенкендорф беззастенчиво этим пользовался.) В глазах Чернышева его шеф вовсе не унизился от этого, наоборот: страсть нужно держать в узде, а чересчур большая важность, придаваемая сердечным увлечениям, действительно смешна. Например, князь Петр Долгоруков стрелялся из-за графини Зубовой, чуть не лишился ноги и умер в шестом году — глупо, нелепо, а она в самый день его смерти танцевала на балу свой знаменитый pas de châle. Нет уж, любить женщин — да, использовать их — разумеется, но становиться их игрушкой — никогда!