— Вы в своем уме, капитан? — рявкнул он на дерзкого адъютанта. — Разве так разговаривают с маршалом?
— Господин маршал, если бы я говорил с вами от своего имени, поверьте, я избрал бы иные выражения. Но мне поручено передать вам приказ.
— Приказ! Приказ! — Бесьер кипел. — Он отдает мне приказы! Атаковать вплотную! Он думает, что мы тут только фланкируем, что ли?
Капитан молчал, стиснув зубы. Он прекрасно знал, что Бесьер придет в ярость; по пути сюда у него даже мелькнула мысль: вот бы лошадь убило ядром — у него появилось бы оправдание, почему он вовремя не исполнил поручение. Давняя вражда Ланна с Бесьером ни для кого не была секретом, хотя причина ее уже забылась. Но раз сам император поставил Ланна начальником в центре и на правом фланге, субординацию надо соблюдать…
Лассаль рубился с венгерскими гусарами; дивизия Эспаня налетела галопом на пехотные каре, смяла их, несколько раз прошла сквозь ряды неприятеля и прорвалась к батарее. Там погиб генерал Фулер; генерала Эспаня разорвало ядром, когда он возвращался к Бесьеру с четырнадцатью орудиями.
Австрийская артиллерия приблизилась настолько, что снаряды достигали второй линии. Каждый раз, когда ядро со звоном ударялось о налобник меховой шапки, скрежетало по штыкам или с глухим стуком врезалось в чью-то грудь, легкое колыхание ружей пробегало по смыкающимся рядам. Ни крика, ни стона. Хорошо еще, что австрияки слишком суетятся и плохо целятся.
Ставка императора находилась в ста шагах от гвардии, оставленной в резерве. Чернышев искоса взглядывал на Бонапарта. Его круглое лицо было маской невозмутимого спокойствия, хотя не может быть, чтобы он не страдал, видя, как гибнут его лучшие солдаты.
И на старуху бывает проруха. Даже гений не смог предвидеть, что несколько жарких дней подряд в середине мая вызовут более ранний разлив Дуная из-за таяния льдов в Шварцвальде. Он торопился перейти Дунай, чтобы разбить эрцгерцога Карла на удобной большой равнине. Если бы он, напротив, подождал пару дней, уже Карлу пришлось бы ломать голову над тем, как навести мосты и переправить свое войско через реку, пока французы не истребили все припасы в столице. Впрочем, день еще не закончен, сейчас начало пятого. Только что сообщили, что мост исправлен. Подождем.
Пока кирасиры Нансути выстраивались в боевой порядок, ядра разбивали шлемы и кирасы; всадники смыкали ряды, ожидая сигнала к атаке. Солнце садилось у них за спиной, ядра летели из полумрака. Именно туда им и предстояло скакать, чтобы отбросить неприятеля подальше к наступлению ночи. "Рысью! Марш!"
В черное небо торжественно поднимались два огненных столба — это горели Асперн и Эсслинг. После грохота боя наконец-то установилась тишина, нарушаемая редкими выстрелами, — чтобы часовые не задремали. Изможденные солдаты спали, греясь от пламени пожаров. У реки шуршали лопаты: саперы возводили тет-де-пон; понтонеры связывали канаты и сколачивали брусья планками. По собранным на живую нитку мостам непрерывно шли войска: гренадеры Удино, дивизия Сент-Илера, легкая кавалерия, артиллерия, повозки с боеприпасами и провиантом. Адъютанты императора ныряли в темноту, уводя за собой очередной отряд на предназначенное ему место; палатка Наполеона стояла неподалеку, горевшая в ней масляная лампа не мешала спать.
В три часа ночи по всей линии началась канонада, заставив французов вскочить на ноги, а в четыре австрийские колонны двинулись вперед по всему фронту. Поле битвы напоминало раскрытый веер, всё полотно которого занимали австрийцы, а колонны французов были стержнями, упиравшимися в мост.
Едва рассвело, Ланн бросил в бой все свои силы; ряды австрийцев смешались, еще напор — и вот уже веер порван в клочья. Однако бегущие остановились, развернулись, построились. Белые шеренги двинулись вперед, одновременно выбрасывая ноги под барабанный ритм; впереди со знаменем выступал сам эрцгерцог Карл; его некрасивое лицо с презрительно оттопыренной нижней губой было одушевлено отвагой, он излучал ту силу, которая влечет за собой, подавляя страх. Вперед! Австрийцы ускоряют шаг; Карл втыкает знамя там, где только что были французы. Но вместо опрокинутой дивизии на них идет отряд Удино, на примкнутых штыках играет солнце. Жестокая схватка, смятение, бегство — и новая белая волна. Все адъютанты эрцгерцога убиты или ранены, но он отказывается перейти в тыл, пока не одержана победа. Пехоту сминает конница Бесьера; копыта втаптывают в грязь когда-то белые мундиры… Vive l’empereur!
…Из щеки адъютанта сочится кровь, его шляпу сбило пулей. Приказ императора маршалу Ланну: прекратить преследование неприятеля и не тратить попусту порох и ядра, пока сорок тысяч солдат Даву не переправятся через Дунай. Еще только семь часов утра, день начался неплохо.