Окоем погас, накрытый тёмной крышкой неба; до смерти усталые люди разбрелись в разные стороны, подбирая раненых, звавших на помощь. Наутро Кульнев занял селение Сикайоки, выставив вокруг пикеты и даже не помышляя преследовать врага. Полученный урок был им усвоен; Давыдов помалкивал, однако возликовал, когда командир отправил его с эскадроном гусар и сотней казаков на островок против Улеаборга, приказав очистить его от неприятеля, но никаких наступательных действий не предпринимать. Вся экспедиция заняла полдня; Давыдов вернулся с победой и горсткой пленных.
В Сикайоках ждали Булатова, шедшего со своей бригадой от Куопио: приказ Буксгевдена взять Улеаборг никто не отменял.
…Еще не рассвело, но все уже были на ногах: барабаны били тревогу; со стороны Револакса, отстоящего от Сикайоки верст на десять, доносилась ружейная пальба. К эху ружейных выстрелов добавились гулкие отзвуки пушечных. Да там настоящий бой!
Кульнев томился, не зная, что предпринять — идти к Револаксу или нет? С той стороны всходило солнце — желтое, слепящее, равнодушное; мохнатые ели словно ждали чего-то, застыв подобно насторожившимся сусликам.
Давыдов первым увидел в подзорную трубу серые шинели с зелеными выпушками, перехваченные черной портупеей, — это отступали егери из Пермского полка. Кульнев пришел в дикий гнев, узнав, что они самовольно оставили позицию, не предупредив своего командира. И всё же бросаться очертя голову в очередной капкан он не желал; несколько казачьих разъездов отправили на рекогносцировку.
Пушечная пальба понемногу стихала; по полю брели ошметки Могилевского мушкетерского полка. Оказалось, что еще до рассвета из леса выкатились финские стрелки на лыжах, предварявшие колонну шведов; Револакс был захвачен с ходу, генерал Булатов ранен… Вернувшиеся казаки рассказали, что видели своими глазами, как генерал вел солдат в штыковую атаку, упал окровавленный и был захвачен в плен.
В Брагестад отправили гонца с донесением Тучкову, сами же стали готовиться к бою. Ночь прошла в тревожном ожидании, но шведы не показались и во весь следующий день; рыскавшие по лесу казаки не встретили ни одного пикета. А еще через день от Тучкова пришел приказ отступать в Гамле-Карлебю.
Гонец, посланный к полковнику Обухову, который вел к Булатову парк и обозы, пропал без следа; наткнувшись на шведов, Обухов дрался с ними целых четыре часа, пока не упал с раздробленной ногой, потеряв сознание. Половина его отряда была перебита, остальная попала в плен; весь обоз достался шведам, но капитан Сербин сумел спасти два орудия и каким-то чудом уйти к Тучкову через болота и чащи. Шведский полковник Сандельс, знавший в Саволаксе каждую кочку, неудержимо шел на восток — к Куопио.
Гвардейские полки стояли под ружьем возле кирпичного Исаакиевского собора, где уже собрались иноземные послы и русская знать. В одиннадцать часов утра Александр выехал из Зимнего дворца верхом на белом коне; императорская фамилия прибыла к собору в каретах. После торжественного богослужения обе императрицы, великие князья и княжны заняли места на возвышении, сооруженном под памятником Петру Великому, государь же поехал к войску. Парад принимал его великий предок на вздыбленном коне, простерший свою бронзовую длань в направлении Финляндии.
Праздновали капитуляцию Свеаборга, подорвавшегося на "золотой мине". Семь тысяч шведов сдались на милость победителя со всей артиллерией, магазинами и сотней хорошо вооруженных гребных судов и были отпущены по домам с паспортами, дав обещание не воевать против русских. Комендантом крепости назначили генерала Булатова (хотя он, получив три пули в Револаксе, был вывезен шведами полуживым в Стокгольм).
Александр не торопился раздавать кресты и звезды: только инженер-генерал Сухтелен, столь удачно проведший коммерческие переговоры о сдаче "северного Гибралтара", получил знаки ордена Св. Владимира 1-й степени, да главнокомандующий Буксгевден за "благоразумную предусмотрительность" — Св. Георгия 2-й степени, зато генерал Тучков, посмевший отвести войска, попал под следствие. Багратион еще до падения Свеаборга уехал в Россию на лечение, а через неделю вслед ему полетел донос Буксгевдена о том, что пленение Вуича на островах произошло из-за беспечности князя, поверившего, будто полковник "сам с чухной справится".