…Лагерь Буэн-Ретиро за воротами Алькала был ближайшим к штабу, но добраться туда живыми оказалось задачей не из легких. На улице Сан-Херонимо гремели выстрелы: лавочники и рабочие, вооруженные древними мушкетами с раструбами на конце, стреляли из окон как попало. Вскрикнув, лошадь одного из драгун упала на землю, придавив собой седока; тотчас изо всех домов выскочили люди со ржавыми саблями, кухонными ножами, сапожными шильями, чтобы добить француза; его товарищи устремились на помощь, адъютант Мюрата рубил саблей направо и налево, но испанцы отступили лишь тогда, когда на мостовой остались лежать не меньше дюжины убитых. Драгун, потерявший лошадь, бежал, держась за руку товарища.
Получив приказ о выступлении, эскадроны пустились галопом; впереди скакали мамлюки, за ними — конные егери. На калле Алькала стреляли из каждого окна; во дворце герцога Ихара собрались особенно меткие стрелки — они уложили несколько мамлюков, в том числе знаменитого Мустафу, который чуть не пленил цесаревича Константина при Аустерлице. Останавливаться и мстить было нельзя, конница мчалась дальше под градом пуль.
Площадь Пуэрта дель Соль была черна от народа, но чернокудрого маршала Мюрата в ярко-красном кафтане, обшитом позументом, и знаменитой шапке с тремя страусовыми перьями было видно издалека. Испанские солдаты забивали в жерло пушки картечный картуз, собираясь стрелять по французам; в этот момент на площадь вынеслись усатые мамлюки в чалмах и шароварах, с кривыми ятаганами в могучих руках.
Обычно "мавры" устрашали мадридских обывателей одним своим видом, однако теперь испанцы пытались сопротивляться. Одни засели в подвалах и стреляли в слуховые оконца, другие отчаянно запрыгивали на крупы арабских скакунов, чтобы вонзить стилет в спину всадника, в то время как подмастерья-сапожники, пробравшись между копытами, втыкали шило в грудь или брюхо лошадей. Но мужеству не выстоять с голыми руками против злобы с ятаганом: конные егери и следовавшие за ним драгуны продвигались вперед по отрубленным головам. Вытесненные с площади испанцы разбегались по кровеносной системе улочек — Тетуан, Постас, Кармен, в то время как по главным артериям: калле Майор, Монтера, Ареналь — маршировали колонны французских солдат.
— Не стреляйте! Не стреляйте!
Молодой испанский лейтенант-артиллерист размахивал белым платком. Французский капитан приказал своим солдатам пропустить его.
У дворца Монтелеона, превращенного в артиллерийские казармы, собралась возбужденная толпа мадридской черни. С юга, из переплетения узких калле, доносилась редкая оружейная пальба; пушки, стрелявшие за монастырем Энкарнасьон, уже умолкли. Это были французские пушки: все десять испанских находятся здесь. Так может, бунт уже подавлен? Никаких приказов от начальства капитан не получал, а в таких делах не стоит торопиться.
— У меня приказ командования для испанского гарнизона о соблюдении нейтралитета. — Испанец говорил по-французски с сильным акцентом. — Позвольте мне огласить его моим людям. И я прошу вас не стрелять по толпе: она скоро разойдется.
Испанских артиллеристов было всего шестнадцать человек. Дон Рафаэль де Аранго построил их и заговорил по-испански:
— Вставляйте кремни в замки! Готовьте заряды для орудий!
Капитан Луис Даоис всё прекрасно слышал, но не попытался помешать лейтенанту. "Оружия! Оружия!" — кричали за воротами. Началось! Слишком рано, но началось, и обратного пути нет. Мадрид, Алькала и Толедо должны были восстать одновременно — ах, как не вовремя! Сегодня только второе мая! Еще ничего не готово! Испанский гарнизон в столице не превышает трех тысяч человек, тогда как французов вдесятеро больше…
— Мы должны драться; пусть мы погибнем, но мы должны драться с французами!
Красный султан на черной двурогой шляпе капитана Педро Веларде похож на выплеск лавы из вулкана. Педро молод и горяч, но черт побери, он прав! Они испанцы, они не могут позволить чужакам оскорблять свою страну и своего короля! Они не станут служить узурпатору!
Сколько у Даоиса людей? Веларде, Аранго, младший лейтенант Карпенья — вместе с ним самим четыре офицера, этого мало. У французов всего один капитан, но у него больше солдат — человек семьдесят. Веларде приведет подкрепление из гренадеров, он сумеет уговорить их нарушить приказ хунты.
— Оружия! Оружия!..
На балконе старинного особняка по улице Вальверде, у поворота на калле Десенганьо, стоял широколицый растрепанный толстяк с непокрытой головой; расстегнутый ворот сорочки открывал жирную шею. Вцепившись обеими руками в перила, он впитывал черными глазами живые картины, разворачивавшиеся у него под ногами. Ни криков, ни выстрелов, ни конского ржания, ни хруста костей под беспощадными клинками он не слышал: Франсиско Гойя оглох еще двенадцать лет назад, но память рождала в его мозгу дикую какофонию ужаса и жестокости. Память… В его мастерской висит набросок конного портрета. Дон Фернандо, принц Астурийский, позировал для него всего один раз — перед мятежом в Аранхуэсе, когда он провозгласил себя Фердинандом VII, свергнув с трона собственного отца, а всесильного министра Годоя чуть не убили. Теперь дон Фернандо уехал в Байонну, новый сеанс будет еще не скоро. Гнедая лошадь, поднявшая передние ноги, почти готова, а вот у всадника вместо лица — размытое пятно. Лицо придется писать по памяти: заказ есть заказ. Лишь бы она не подвела, подсунув вместо тонких черт принца одну из этих страшных рож…