Дон Рафаэль шел по улицам, терзаемый совестью. Он дал слово чести, однако не собирался его сдержать.
На всех перекрестках зачитывали прокламации Мюрата, принявшего на себя полномочия правительственной хунты. Обыватели, не поддержавшие мятежников, могут быть спокойны и оставаться дома: им ничего не угрожает. На улицы без особой надобности не выходить, больше восьми человек не собираться, плащи носить на руке, любое оружие — холодное и огнестрельное — надлежит сдать властям, захваченные с оружием будут расстреляны. Продавцы памфлетов приравниваются к английским агентам и тоже подлежат расстрелу. Убийство французского солдата карается смертью; если такое преступление будет совершено в деревне, ее сожгут целиком. Кастильский совет подтвердил эти распоряжения собственной прокламацией.
Расстрелы начались уже вечером — у фонтана на Пуэрта дель Соль и возле древних стен церкви Сан-Хинес. Военный трибунал из французских и испанских офицеров во главе с генералом Груши заседал до глубокой ночи. Никто не отрицал свою вину; задержанных — мужчин, женщин, стариков, подростков — десятками отправляли на холм Принсипе Пио и на бульвар Прадо. Вспышки выстрелов вспарывали мрак; "¡Viva Femando VII у mueran los franceses!"[30] проклятием неслось к небесам.
ПЕТЕРБУРГ
Комнаты были обставлены со вкусом, хотя maman наверняка назвала бы его вульгарным вкусом парижской кокотки. Княгиня Волконская, недавно пожалованная в статс-дамы, запретила бы младшему сыну посещать этот дом, если бы могла. По возвращении с войны Серж сильно переменился, шокировал маменьку тем, что пил залпом неразбавленное вино, хуже: мог спросить себе водки на фриштик[31], то и дело влюблялся, угрожая жениться, а главное — сам решал, где и с кем проводить свое время: он уже не дитя, ему девятнадцать. Нынче стало модно фрондировать, но когда-нибудь это выйдет ему боком, предупредила его Александра Николаевна. Серж выслушал maman в почтительном молчании, но всё равно поехал — не из фрондирования, а ради интересного рассказа.
В конце апреля Саша Бенкендорф вернулся из Парижа, где состоял при русском посланнике графе Толстом, и враз сделался притчей во языцех: двадцатипятилетний полковник Семеновского полка открыто жил с французской актрисой мадемуазель Жорж, бывшей любовницей Бонапарта, которую, по Сашиному же наущению, Нарышкин выписал в Петербург за большие деньги. Двери светских салонов оказались перед ним закрыты, его больше не принимали в домах, куда он ездил раньше, вдовствующая императрица выказывала ему свое нерасположение, однако Сашу это вовсе не опечалило: каждый спектакль мадемуазель Жорж в Каменном театре завершался овациями и дождем из букетов, публика носила ее на руках, Бенкендорфу все завидовали, и он весело проводил время в компании актеров, актрис и молодых гвардейских офицеров.
— Entrez, entrez, on n’attendait que vous![32]
Мадемуазель Жорж протянула Сержу сразу обе руки, которые он по очереди поцеловал, и увлекла за собой в соседнюю комнату, откуда доносились возбужденные голоса и взрывы смеха. На вид ей было около двадцати лет, хотя утверждать этого никто бы не взялся: актриса, переигравшая множество ролей на сцене и в жизни, в одну минуту была Ифигенией, в другую — Федрой. Волконский вмиг ощутил на себе ее чары — власть опытной женщины, точно угадывающей характер мужчин и умело пользующейся своим обаянием: грудной голос, проникновенный взгляд тёмно-карих глаз, естественность движений, теплое прикосновение..
Разумеется, Сержа никто не ждал, однако через пару минут он уже чувствовал себя как дома, говоря о пустяках, смеясь чужим шуткам и подливая дамам шампанское в бокалы. Улыбнувшись ему, Маргарита (только друзьям было известно настоящее имя мадемуазель Жорж) отправилась обходить кучки гостей, следя за тем, чтобы всем было весело. Вокруг Бенкендорфа образовался плотный кружок: он вновь рассказывал что-то из своих похождений; Волконский подошел послушать.
Саша вовсе не был красавцем, однако пользовался неимоверным успехом у женщин. Было ли это правдой или он просто выдумывал свои победы? Возможно, и то, и другое, ведь привязал же к себе этот начинающий плешиветь ветреник прекрасную Жорж, хотя, по его словам, намеревался бросить ее прошлой зимой, потому что связь с ней мешала ему исполнять служебные обязанности. Волконского слегка раздражала бравада Бенкендорфа и его слишком откровенные рассказы о любовных приключениях (в Конногвардейском полку Alexandre водился бы только с мо-вежанрской компанией), но в этом словесном соре порой попадались и перлы. Бенкендорф объездил почти всю Европу, был в Константинополе, Венеции и Вене, наблюдал вблизи Наполеона, его семью, его генералов, и Волконского интересовало именно это — что за человек Бонапарт?