— Ваша дочерняя любовь достойна восхищения, сударыня, — сказал Наполеон. — Вашего отца не расстреляют, но он будет заключен в Безансонскую крепость.
— Позвольте мне разделить с ним заключение, сир.
— Как вам будет угодно.
Ущипнув ее за мочку уха, Наполеон вскочил в седло. "На караул!" — скомандовал Ней.
Французы спешно строились в две линии: впереди — конные егери, сзади — драгуны.
— Emsdorf and victory![57]
Из серого рассветного марева вылетали английские гусары, похожие на всадников Апокалипсиса: наглухо застегнутые серые ментики, отороченные мехом, бурые меховые шапки с белым султаном, серые и пегие лошади, белый пар из ноздрей, ошметки снега из-под копыт… Грозный топот слился с выстрелами из карабинов, но перезарядить их французы не успели: лошади уже сшиблись, опрокидывая друг друга и сбрасывая наземь седоков; онемевшими от холода руками было не удержать ни сабли, ни поводьев; в мгновение ока возникла жуткая свалка в шумном облаке из криков, стонов, ржания, ругательств и проклятий.
Увидев, что творится впереди, драгуны поворотили коней; усидевшие в седлах гусары бросились в погоню, но в это время раздался сигнал тревоги: со стороны Саагуна показалась конница. Англичане принялись строиться в боевой порядок — ах нет, это свои. Чёрт, упустили французов! Но егери сдавались в плен — больше полутора сотен продрогших и два десятка раненых. Весь бой продолжался несколько минут, англичане потеряли четырех человек убитыми и впятеро больше ранеными, французы лишились целого егерского полка.
…Французы близко! — понял генерал Мур, получив известие о бое при Саагуне. Значит, он ошибся в своих расчетах: Мадрид вовсе не оттянул на себя основные силы Великой армии. Вечером двадцать третьего декабря в Самору прискакал гонец от маркиза де Ла Романа: сорок пять тысяч французов идут на север через Сьерру-де-Гуадарраму на соединение с маршалом Сультом. У Мура всего двенадцать тысяч солдат, у маркиза — пятнадцать, давать сражение с такими силами — самоубийство. Надо отступать в Ла-Корунью.
Зубы выбивали дробь; Наполеон стиснул челюсти. Мокрый снег летел отовсюду по прихоти переменчивого ветра, лицо онемело, за ворот стекали холодные струйки. Пальцев на ногах он уже не чувствовал. Дюрок поскользнулся, дернув его за руку, Бонапарт инстинктивно стиснул локоть Ланна, издавшего сдавленный стон. Потерпи, дружище, осталось немного. Дорога уже идет вниз.
На перевале Сен-Бернар тоже было холодно и лежал снег, но тогда была середина мая, а не конец декабря. Проводник шел впереди, опираясь на посох, Наполеон ехал следом на муле. Коня он оставил на постоялом дворе, где завтракал; если бы жеребец в самом деле встал на дыбы, кося диким глазом, как его изобразил Давид, то… Даже мул оступился и чуть не сбросил седока в пропасть, но проводник успел ухватить Наполеона за плащ, а мула за повод. Бонапарт умеет быть благодарным: Пьер Дорса получил тысячу двести франков вместо обещанных трех — жизнь Первого консула того стоила. Армия шла за ним следом, он обогнал ее на пару дней. Австрийцы долго не продержались.
Конечно же, он напомнил об этом переходе, когда солдаты отказались идти вперед. Даже гвардия! Наполеон никак этого не ожидал. Они посмели критиковать его решение! Решение своего императора! Понятное дело, им хотелось остаться на зимних квартирах в монастырях с большими погребами, "смеяться, пить и вновь смеяться, и вместе петь и снова пить"! Но они прибыли сюда не для того, чтобы распевать веселые песни. Испанские войска разгромлены, но не уничтожены, англичане выползли из своей португальской норы, чтобы поддержать союзников, — раздавить эту гадину раз и навсегда! Однако солдаты отнюдь не пылали воодушевлением, офицерам и генералам не удалось сдвинуть их с места. Здесь, на продуваемом ледяными ветрами хребте Сьерры-де-Гуадаррамы, Наполеон впервые почувствовал холодные пальцы страха на собственном хребте: он может получить удар в спину. И всё же он снял шубу, подаренную императором Александром, и надел свой серый редингот поверх мундира конно-егерского гвардейского полка. Он сам поведет их.
Обледеневшая тропа змеилась над кручами с бородавками колючих кустов; лошадей вели в поводу, орудия тащили на себе, подталкивая сзади. Солдаты построились по трое, взявшись за руки, и продвигались боком; император шел впереди между Дюроком и Ланном.