Дорога повернула на спуск, и через пару часов заметно потеплело. Внизу показалась долина с рыжей щетиной деревьев, поверх которых стелились облака. Метель превратилась в ливень, снежное месиво под ногами — в жидкую грязь. Потоки бурой воды низвергались водопадами, унося с собой кусты и ветки, пробивая промоины в тропе; через нежданно появившиеся ручьи нужно было прыгать поодиночке. Блеклое размытое солнце неудержимо спускалось за обсыпанную снегом вершину, грозя оставить армию в ловушке — бороться впотьмах с коварной стихией. Однако дозорные, высланные вперед, радостно кричали, размахивая руками: сквозь пелену холодного тумана проглядывало скопище лачуг из грубого камня, крытых сланцем или соломой, — Эль-Эспинар.
ПЕТЕРБУРГ
Посреди рождественских морозов неожиданно сделалась оттепель — видно, Господь узрел с горних высей шеренги гвардейских полков, выстроившихся еще затемно по обеим сторонам улиц от Зимнего дворца до Калинкина моста через Фонтанку. Когда развиднелось, к заставе, недавно заново выкрашенной белой, черной и оранжевой красками, проскакали государь с братом Константином в сопровождении множества генералов в парадных мундирах и нескольких иностранных посланников, из которых один Коленкур был в обычном сюртуке и круглой шляпе. Улицы были пустынны, полиция не пропускала ни пеших, ни тем более экипажи; зеваки толпились на тротуарах за спинами гвардейцев, чтобы посмотреть, кто поедет.
Около девяти часов к заставе подкатила раззолоченная карета в восемь стекол, в которой сидела королева Луиза в нарядном платье. Ее супруг взгромоздился верхом, и торжественный поезд совершил въезд в столицу под гром полковой музыки, пушечную пальбу, крики "ура!" и колокольный звон.
Королева смотрела в окно и улыбалась: она ведь здесь именно для этого — быть красивой, улыбаться мужчинам, держащим в своих руках бразды и сабли. Все поют дифирамбы ее красоте, однако ей так и не удалось превратить эту красоту в грозное оружие. Увы, Луиза Прусская — не Жанна д’Арк. Она разъезжала верхом перед войсками, нарядившись в военный мундир, — что толку? Солдаты, приветствовавшие ее восторженными криками, бежали от французов под Йеной. Фридриху пришлось уехать, предоставив ей с детьми спасаться одной. Только Фриц, старший, понимал, что происходит: ему как раз исполнилось одиннадцать. Вилли и Лотта были уже достаточно разумны, чтобы не капризничать, но пятилетний Карл и маленькая Александрина не выдерживали долгих переходов, вынуждая мать останавливаться в каждом городе: Ауэрштедте, Веймаре, Бланкенхайне… В Кёнигсберг она приехала больной, пылая от жара, с мучительной головной болью, не дававшей уснуть. Наполеон со своей армией был уже на подходе. Добрый доктор Гуфеланд предложил остаться с королевой в Кёнигсберге, отправив детей дальше, она отказалась: лучше умереть, чем отдать себя во власть этого человека. Три дня они ехали через Куршскую косу, в метель, по засыпанным снегом дюнам, ночевали где придется. Луиза плохо помнит, как попала в Мемель. Но там ей вдруг стало лучше, даже доктор был удивлен. Встревоженное лицо Фридриха просветлело, когда она назвала его по имени: ей сказали, что она никого не узнавала и бредила.
В Мемель приехал император Александр, направлявшийся к армии. Он был так же красив, как в тот день, когда она увидела его впервые, — стройный, статный, высокий, просто молодой Геркулес. Луиза воспрянула духом, но русские тоже были разбиты — под Фридландом. Когда она получила роковое известие, Гуфеланд отворил ей кровь, опасаясь нового приступа нервной горячки. На следующий же день она выехала в Тильзит, как просил ее Фридрих, и там улыбалась Наполеону — отвратительному чудовищу, порождению Вельзевула. Она делала это ради Фридриха и детей, ради Пруссии, которую они были обязаны сохранить для них. Император французов преподнес ей розу (банальный комплимент), но отказался отдать Магдебург: "Крепости — не побрякушки!"
Фридрих не должен сдаваться. Луиза сделает всё, что в ее силах, лишь бы вернуть утраченное. Она всего лишь женщина; ни муж, ни барон фон Штейн не нуждаются в ее советах; пусть так — она будет делать то, что умеет: очаровывать и улыбаться. За нынешними недобрыми временами непременно придут лучшие, если хорошие люди объединятся. Ненависть способна сплотить лишь ненадолго, она выжигает изнутри; по-настоящему объединить может только любовь, дающая силы. Королева любит свой народ, народ любит свою королеву; в феврале у купели крошки Луизы в кёнигсбергском соборе собрались представители всех сословий — жизнь продолжается, Пруссия возродится! И королевская семья наконец-то возвратится в Берлин, покинув навсегда постылый Мемель с его холодными ветрами и простудами.