Барон фон Штейн был против поездки в Петербург: в казне на счету каждый пфенниг, но Луиза не могла отказать себе в этом подарке на Рождество. Она и так пожертвовала многим, продав всё, что было можно, даже свои украшения. Со вчерашнего дня, когда они прибыли в Стрельну, в ее душе поселилось почти забытое ощущение праздника. Они ведь с Фридрихом и обвенчались на Рождество, пятнадцать лет назад…
В свете только и было разговоров, что о приезде прусской королевской четы и о помолвке Екатерины Павловны. Фасад дома Волконских на Мойке, иллюминованного по случаю праздника, украшал, согласно желанию государя, вензель короля и королевы, красовавшийся также на других казенных и частных домах; один лишь Коленкур выставил на своем дворце литеру Е в честь великой княжны, руки которой не сумел добиться для своего императора. Кстати, он же и обронил на балу у княгини Долгоруковой, что королева Луиза приехала в Петербург, чтобы спать с императором Александром. Это словечко подхватили и передавали друг другу, возмущаясь и негодуя: так клеветать! Досада французского посланника всем понятна, но должны же быть какие-то пределы! Fi donc!
Княгиня Александра Николаевна Волконская пресекала подобные разговоры одним своим видом. Как только она появлялась поблизости — грузно-величественная, напудренная и нарумяненная, с портретом императрицы на левом плече, — гости переставали строить догадки о том, зачем было приглашать в Петербург бывших союзников, рискуя уязвить союзника нынешнего, да еще и засыпать их дорогими подарками. Но стоило ей удалиться, как все вновь принимались обсуждать персидские шали, которые королева Луиза нашла в отведенных ей покоях Михайловского замка, туалетный прибор из чистого золота, придворные платья и бриллиантовые украшения — если бы не щедрость государя, ей было бы не в чем показаться на балах и маскарадах. При этом государь как будто избегает своих гостей, по крайней мере, не проводит в их обществе столько времени, как можно было ожидать. Говоря начистоту, красота прусской королевы скоро увянет, у нее нездоровый вид, должно быть, грудь слаба, хотя по-прежнему полна. А вот Марье Антоновне Нарышкиной даже нет нужды увешивать себя драгоценностями, точно она ковчег со святыми дарами, — богиня, истинное слово, небожительница! Немке до нее далеко. Да и Екатерина Павловна весьма недурна, чего нельзя сказать о ее женихе. Вот уж, право, странный выбор, как будто получше нельзя было сыскать: худой, большеротый, весь в прыщах, волосики жиденькие, говорит невнятно — похоже, небольшого ума. К тому же они двоюродные по матери. Полноте, когда к вам посватается корсиканец, пойдете за кого угодно! А Георг Ольденбургский всё-таки принц, хотя и безземельный (благодаря корсиканцу), — хорошего рождения и воспитания, образован, добр и честный человек. И молод — двадцать четыре года. Еще успеет набраться ума. В Эстляндии губернаторствовал — государь остался доволен, и русскому языку выучился. Его старший брат-герцог может ему только позавидовать: в приданое за невестой дают два миллиона шестьсот тысяч и полностью обставленный дом в Петербурге; Георгию Петровичу назначено годовое содержание в сто тысяч, да еще место хорошее получит и продвижение по службе…
Сержу Волконскому было невмоготу слушать комплименты Нарышкиной, ведь эти розы ранили своими шипами императрицу. Все кавалергарды (по меньшей мере, близкие товарищи Волконского) были влюблены в Елизавету Алексеевну и сочувствовали ей. Нынешним летом они раз поплыли в лодках к Каменноостровскому дворцу играть ей серенаду, а потом едва унесли ноги, укрывшись в устье мелкой Черной речки, когда за ними погнался двенадцативесельный катер. Неверность государя воспринималась ими как личная обида, нежизнеспособность детей, рожденных от него Нарышкиной, — как кара Божья. Подобострастие людей всякого звания перед императором единственно из искательства и преклонения перед короной казалось им достойным презрения и принижало в их глазах самого Александра. В свободные от службы дни Серж, Поль Лопухин и Мишель Лунин, взяв друг друг друга под руку, отправлялись гулять по "малому кругу", где в погожие дни толпами прохаживались желающие узреть государя, и весело шагали посреди улицы, всем своим видом показывая, что делают это единственно ради своего развлечения и удовольствия, так что Александр, завидев их, отворачивался или велел вознице ехать другою дорогой. Как далеко ему до Наполеона! Тот любит почести и славу, но никто не дерзнет утверждать, что он их не заслужил. Екатерина Павловна и вдовствующая императрица злорадствуют по поводу недавних неудач Бонапарта в Испании, о которых сюда доходят неясные слухи, но кампания еще не окончена. Александр это знает и остерегается ликовать вместе с ними. Если король и королева явились сюда в надежде вовлечь его в новый союз против своего врага, они понапрасну тратят время. Сама природа как будто дает им это понять: с начала года стоят жестокие морозы, какой-то шутник сострил, что в Петербурге вымораживают прусаков точно таким же способом, как в крестьянских избах.