— Сегодня пятьдесят тысяч детей цветов митинговали против войны у стен Пентагона. Все они считают, что ты не прав.
— К счастью, правота не определяется арифметикой.
— Но президент Джонсон тоже не истина в последней инстанции.
— Благодарю, мисс Аналитик, растолковала политическую ситуацию, — издевательски сказал отец. — А теперь изволь проанализировать вот что: человек, с которым ты сейчас беседуешь, выдвинут в текущем, тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году на звание «Бизнесмен года». Это большая честь, и человек стремился к этой чести всю сознательную жизнь. Кроме того, это позволит ему получать более выгодные и крупные заказы. Так вот: такую честь не окажут человеку, чья дочь причисляет себя к детям цветов. Поэтому пойди умойся.
Наступила ещё одна бесконечно долгая пауза. Весь мир затаил дыхание. Казалось, ещё немного — и мир потеряет сознание от недостатка кислорода.
Потом сестра встала, резко отодвинув стул, и ушла к себе наверх. Вернулась она уже без цветка, только с недостёртым жёлтым пятном на щеке.
— Передай-ка мне миску с бобами, — сказал отец.
Ближе к ночи сестра открыла дверь в мою комнату и остановилась на пороге.
— Спасибочки за поддержку, Холдинг, — сказала она с намёком.
— Зачем тебя поддерживать-то? Чтоб цвела и пахла?
— Чтобы я поверила в себя. И поверила, что я — часть высокого и прекрасного дела.
— Тогда не разрисовывай себе щёки жёлтыми цветуёчками. Глупо выглядишь.
— Да? А ты и без цветуёчков глупо выглядишь, и рисовать ничего не надо.
— Говоришь, за поддержкой пришла?
— Только представь, Холлинг! Около Пентагона собралось пятьдесят тысяч человек! Пятьдесят тысяч! Происходит что-то важное, прямо сейчас, у нас на глазах! И это только начало. Может, тебе пора повзрослеть? Глядишь, и человеком станешь.
— Каким? Хиппарём?
— Таким, который осознаёт себя личностью. Станешь настоящим Холлингом Вудвудом.
— А я, по-твоему, кто?
— Ты-то? Наследничек. Ты тот, кто должен унаследовать компанию «Вудвуд и партнёры». Никакой самостоятельной ценности не представляешь.
— Какая разница, унаследую — не унаследую? Я всё равно Холлинг Вудвуд.
— Да, ты Холлинг Вудвуд. Но тебе и это по барабану. Почему ты позволяешь ему собой помыкать? Почему никогда не поспоришь, не возмутишься?
— Зато ты споришь, возмущаешься. А толку чуть.
Сестра невольно потёрла щёку.
— Вот-вот! Его не переспоришь, — добавил я.
— А я буду спорить! И ты спорь. Пусть знает, что не ему решать, кто ты есть и кем станешь.
— Но цветок ты стёрла, ага? Выходит, открыла рот и — закрыла. Спорить бесполезно.
— Очень полезно! Для меня самой, — выпалила сестра и, убежав к себе в комнату, врубила группу «Манкиз». На всю громкость.
Наутро миссис Бейкер подстерегла меня у раздевалки.
— Мистер Вудвуд, я полагаю, наш распорядок работы по средам надо изменить.
От таких слов внутри у меня что-то сжалось. И я поневоле вспомнил всё, что ел на завтрак.
— Д-да? А з-зачем? — промямлил я.
— Это необходимо. Подробности обсудим в среду. Но больше никакой уборки и прочих мелких поручений. Впрочем… одно всё-таки будет.
— Одно?
— Да, разовое. В награду получите ещё одно пирожное.
Завтрак поднялся в животе ещё выше.
— Ладно, — пробормотал я. — Поручение выполню. Только пирожных не надо.
— Вот как? — деланно удивилась миссис Бейкер и прошла к своему столу.
Она явно задумала новую стратегию. Кардинально новую. Но какую?
— Так, значит, ты ел пирожное?! — возмутилась Мирил.
— Да не то чтобы…
— Но миссис Бейкер сказала: получите ещё одно пирожное! И ты сказал: ладно. Выходит, одно уже съел!
Тут подскочил Данни Запфер.
— Она дала тебе пирожное?
— Я его не ел.
— Ага, положил на полку и любуешься! Так я и поверил!
— Правда! Не ел!
— Короче, ты нам всем должен пирожные, — заключила Мирил. — Точно такие же профитроли.
— Это как понимать?
— Повторяю для тупых и глухих: ты… нам… всем… должен… принести… пирожные.
— Где я возьму столько пирожных? Для всего класса?
— Это твои трудности, — сказал Данни Запфер. — Гони пирожные или умри.
Мей-Тай глядела на меня сощурив глаза.
Если вы ещё не знаете или уже не помните, я вам скажу: семиклассником быть несладко. Особенно когда тебя все норовят убить.