Хотя стоп, чего это я, мы же в Италии, богобоязненной католической стране. Сначала все заговорщики, разумеется, пошли в церковь. Помолились. Получили отпущение грехов. И уже потом пошли на дело, разбившись на группы.
Как долго зреет заговор? Годами? Может дольше? Средневековые хронисты уверены — заговор случился прямо на свадьбе, в течении двадцати дней. Разумеется, за всем стоял горбун Карло. Умело используя свою злобность и омерзительный вид, первое что он сделал — договорился с одним из бастардов Рудольфо Бальони, по имени Филиппо. Этот Филиппо, как утверждают, соблазнился на посылы получить деньги и власть, открыл ночью ворота дворца Бальони перед злобным горбуном Карло и впустил его с подельниками внутрь.
Судя по произошедшему дальше, Бальони действительно оказались застигнуты врасплох. В течении короткого времени топорами (в источниках постоянно упоминаются топоры, что странно — заговорщики были вооружены не кинжалами, не благородными мечами, а как чернь позорная, топорами) были убиты прямо в своих постелях множество племянников Гвидо. Сам Гвидо успел проснуться, вскочить, потом некоторое время дрался, закрываясь руками от ударов топоров — но увы, это не фильм про кунг фу, а скрепная христианская история. Гвидо устал, приуныл, а потом умер.
Симонетто, кстати, умудрился схватить меч. И не только схватить, но и воспользоваться им. Этот красавчик успел ранить и убить несколько нападавших — но не смог переломить ход событий. Как говорят источники: «Его собственная храбрость послужила причиной гибели, ибо он и не пытался бежать». Симонетто зарубили последним. Изрубленные тела членов семьи Бальони раздели догола и выбросили на улицы города.
Однако, это было не все. Асторе, вместе с невестой, ночевал в другом укрепленном доме семьи. За ним пошла группа с Филиппо во главе. Открыв дверь дубликатом ключа и ворвавшись в спальню новобрачных, эти темные личности набросились на блистательного Асторе, как гиены на раненую газель: «и пятой части нанесенных ран было достоточно, чтоб причинить смерть».
Филиппо, кстати, отрабатывал мзду на совесть — когда убийцы устали кромсать Асторе, он вырвал из трупа сердце через рану в груди и впился в него (сердце) зубами.
Невеста Асторре, урожденная Орсини, наблюдала за всем этим из первого ряда, как вы понимаете. В какой-то момент ей стало невыносимо и она попыталась остановить происходящее — её рубанули несколько раз и отшвырнули прочь. Раны окажутся смертельными.
Я, конечно, снова погрешу необоснованными допущениями, но как по мне, так в этом эпизоде с сердцем просматривается что-то личное.
Так, или примерно так, происходило по всему городу — штурмовые отряды врывались в дома семьи Бальони и их близких друзей и убивали мужчин. Или как получится. А потом вышвыривали тела на улицу.
Однако, не зря заговорщики ждали возвращение Джанпаоло (https://it.wikipedia.org/wiki/Giampaolo_Baglioni), видимо опасаясь его больше остальных — именно с ним у них и случились самые большие сложности.
Как я говорил, Джанпаоло уже был человеком тертым — он успел поводить роту и в семейных разборках с Одди и на службе по кондотти. И тут оказалось, что тонкости этикета усвоенные в банде разбойников, очень помогают и в семейных скандалах. Короче, когда заговорщики ворвались к нему в дом и зарубили спящего в его постели человека, Джанпаоло тихонько прокрался из каморки слуги, в которой спал он сам, и напал на заговорщиков с оружием в руках. К нему присоединился его оруженосец, но быстро стало ясно, что им не удержаться — Джанпаоло выбрался на крышу и побежал прочь, пока его друг менял время на кровь.
Сначала Джанпаоло кинулся к Грифонетто, которого считал своим другом. Он хотел предупредить именно его о нападении первым, переживая за Грифонетто больше, чем за других. Но что-то остановило его у дома Грифонетто. Он почувствовал засаду — и его предчувствия его не обманули, она там была. Тогда, видимо решив, что Грифонетто уже не спасти, Джанпаоло кинулся прочь по ночным улицам. Он стучался в двери, но ему никто не открывал.
Отчаявшись, Джанпаоло перебрался через стену университета Перуджи, чтобы спрятаться и сбить со следа преследователей. И быстро выяснил — молчаливые и темные дома в такие ночи, как эта, лишь пытаются казаться пустыми. На самом деле в них сидят напуганные люди. Но, студиозы средневекового института, это нечто особенное. Колдуны, еретики и просто сластолюбцы — по уверениям горожан. Философы и ученые — по их собственному мнению. Бандиты и смутьяны — по мнению власть предержащих. Джанпаоло изловили, обезоружили, и привели к руководству института. Вполне в духе столь почитаемой в ренессансе античности, было организованно собрание достойнейших, на котором было выработано решение — Джанпаоло, до тех пор, пока он остается на территории университета, будет под защитой студентами и учителями. И защищаться будет ими вплоть до открытого боя.
Любопытна формулировка, которая объясняла такое решение — поскольку Джанпаоло оказался на территории университета, ему надлежит предоставить убежище и оборонять от врагов, поскольку, если его преследователи получат его в свои руки, то впредь все, чьи интересы пересекутся с интересами университета, будут думать, что университет пойдет им на уступки.
Студенты и преподаватели вооружились, разбились на отряды и приготовились к нападению.
На самом деле, это редкий момент в истории, из которого можно извлечь урок, актуальный на все времена. Университетское руководство не считало себя обязанным защищать кого-либо из Бальони или лезть в их разборки. При этом они открыто декларировали готовность к вооруженной схватке. То есть, не важен повод, сама готовность к конфликту создавала университету субъектность.
До тех пор, пока ты соглашаешься со всем, в политическом смысле ты невидим. И только отстаивая свои границы и добиваясь привилегий — ты становишься частью политического ландшафта. Возможно, в Италии того времени это было особенно хорошо видно. Или, возможно, в их университетах были действительно мудрые люди — в любом случае, именно такая политика университетов позволила им просуществовать до сегодняшних дней.
Впрочем, Джанпаоло не стал излишне надоедать ученым людям своим присутствием и улизнул при первой же возможности. Он смог перебраться через стены — вполне возможно потайным подземным ходом. Подвалы древних домов Перуджи заполнены скрытыми входами в древние катакомбы, как статьи в википедии перекрестными ссылками.
Через два дня Джанпаоло вернулся. Разумеется, далеко не один. Сворой преданных псов рядом с ним скакали всадники его роты, позади шла пехота. Кто-то открыл ворота — горожане не желали осады.
Нельзя сказать, что Карло Барчилья (Цыпленок) сидел все это время сложа руки — он пытался склонить горожан на свою сторону. Произнес перед магистратом речь о поверженных тиранах. Обещал послабление налогов, выплаты обиженным и возвращение земель в коммуну. Речь была, похоже неплоха. Даже пламенна. Ответом на неё была гробовая тишина.
В конце концов Карло и несколько других зачинщиков бежали. Но далеко не все. Остальные заговорщики, узнав про то, что Джанпаоло вернулся и уже в городе, собирались на центральной площади.
Внезапно кондотьеры остановились. Из своего дома к ним вышел Грифонетто. Найдя среди людей в доспехах Джанпаоло, он начал просить кузена о милости. Джанпаоло не смог убить бывшего друга. Якобы ответив: «Ступай с Богом, предатель Гриффонетто. Я не замараюсь в крови своего рода, как замарался в ней ты». Джанпаоло бросил меч в ножны, развернулся и поехал мимо.
Увы, насилие похоже на дым — раз выпустив, его нельзя поймать и запереть обратно, остается только ждать, когда он развеется.
Среди свиты Джанпаоло были те, кто потерял друзей и родственников на Красной Свадьбе, как стали называть эти события. И они набросились на беззащитного и безоружного Грифонетто. Жена Грифонетто Дзанобия, урожденная Сфорца, наблюдала за всем этим с порога дома. Увидев, что её мужа убивают, она с криком бросилась к нему и попыталась закрыть его своим телом. Но было уже поздно, ведь Грифонетто был без доспехов, и все раны в тело были смертельны.