Трудно спорить с мертвецами.
Я это все к тому, что «компании» кондотьеров были больше похожи на гражданские общества с военной демократией, чем на строго иерархические современные организации вроде фирм или армий. Поэтому, «офицеры» Фачино Кане вполне могли попросту использовать Филиппо Марию, буквально как бренд. Филиппо Мария был даже лучше мертвеца. Во-первых, он был жив, во-вторых, почти так же беспомощен, а в-третьих — абсолютно зависим.
Есть у меня и еще одно, куда более спорное предположение.
К этому моменту, незаметно для вас, но весьма заметно для меня, из источников потихонечку практически исчезли кондотьеры с неитальянскими именами. И дело не в том, что их имена переиначили на итальянский лад, как имя Джона Хоквуда. И не в том, что воевать в Италии перестало быть выгодно. Как раз наоборот, рынок «самозарегулировался», появились какие-никакие, а правила и традиции. И с деньгами тоже все было хорошо.
Так куда делись все залетные варяги? Их съели. На самом деле, конечно, это сложное многоплановое явление, тут нужно умно и развернуто отвечать, и я попытаюсь счастливо этого избежать, спрятавшись за очередным, вырванным из контекста, примером.
Возьмем для этого Джона Хоквуда. В пике своей славы. Это 1390-е. Джон Хоквуд на службе у Флоренции. Помните, это тот самый город, победа над которым и вознесла Джона Хоквуда на вершины? В 1391-м Флоренция официально объявила Хоквуда и всех его потомков почетными гражданами.
Это Италия, сеньоры.
Но, несмотря на эти красивые жесты, реальная жизнь старого кондотьера была вовсе не голливудским хеппи эндом. Флоренция много воевала и поэтому ей нужны были деньги. К власти во Флоренции тогда как раз подползал Козимо Медичи, который всегда понимал больше других. В общем, во Флоренции уже были традиции прогрессивного налогообложения, поэтому когда понадобилось вводить новые налоги, все уже примерно знали кто будет платить. Собственно, платить стали те, у кого дороже недвижимость в городе.
Флоренция тогда была почти как Лондон — все кто разбогател (читай награбил) ехали именно туда, поскольку там было все по уму устроено, законно и прозрачно.
Естественно, что баснословно богатый Хоквуд жил в домах, соответствующих его статусу. Поэтому, когда ввели единовременный экстраординарный разовый налог в 10% от стоимости недвижимости, он, наверное расстроился. Первые раза три, потом привык. И начал пытаться продать все свои имения и дома. Ему захотелось домой, в Англию. Но покупать пафосные дворцы никто не спешил. Не иначе, как от переживаний, 74-летний сэр Джон поймал инсульт. В начале 1394 года Хоквуд решил продать все свое имущество и с оставшимися деньгами вернуться на родину, а уже 16 марта 1394 года легендарный наемник скончался. Ничего подозрительного.
Масштаб этой личности в умах людей того времени можно представить по его похоронам.
Власти Флоренции полностью профинансировали похороны и провели их с размахом, которому могли бы позавидовать и многие из римских императоров. Но слава Хоквуда в остальной Европе была так велика, что английский король Ричард II обратился к местной знати с просьбой о выдаче останков для того, чтобы Хоквуд был перезахоронен у себя на родине. Я не знаю, что там флорентийцы выторговали себе за мертвого наемника, но королевская просьба была удовлетворена. И ладно бы, если бы флорентийцы сами занялись этим делом, так они доверились этим раздолбаям англичанам. В общем, могила Хоквуда сейчас утеряна, увы.
Надгробная фреска-памятник Джону Хоквуду работы Паоло Уччелло, Флоренция:
История Хоквуда один из тех самых уроков истории, которые ничему не учат. Прошло пять сотен лет и, теперь уже в Лондоне, известные и выдающиеся люди накупили недвижимости на миллиарды долларов.
Есть поговорка про красную нерестовую рыбу, которая в отличии от ископаемых млекопитающих семейства слоновых не подвержена вымиранию. Кажется, эта поговорка тут будет как нельзя более уместна.
Более предусмотрительные командиры не итальянского происхождения, вернулись домой.
Такие очевидные вещи, что грабить надо чужие страны, а в своих жить, потому что именно там ты обладаешь максимально крепкими позициями, думаю были ясны и офицерам Фачино Кане. Однако, если они легитимизируют себя с помощью Филиппо Мария, у них открывалось широкое окно возможностей для интеграции в элиту Милана. Реальной интеграции, с доступам к источникам доходов, а не только формальное владение. Обычно это решалось (да и решается) через брак. И они как раз знали способ обеспечить себя достаточным пулом не занятых девиц и вдов из миланской знати.
Я искренне сомневаюсь, что профессиональный сиделец Филиппо Мария, выйдя под солнце, вдруг раскрылся как цветок, и явил миру бездну многочисленных талантов — от военных и организаторских, до политических и экономических.
Нет, всем этим занимались другие люди. Но это было вполне взаимовыгодное сотрудничество. Впрочем, нам остается только догадываться, какие страсти кипели за охраняемыми стенами замка Павии.
Прошло всего шесть лет, и жена Филиппо Мария Висконти, которая вдова Фачино Кане, была осуждена за супружескую неверность и обезглавлена. Трудно сказать, знаменует ли это некий внутренний переворот, после которого Филиппо Мария обрел самостоятельность, но источники окружающих Милан государств, когда пишут о Герцоге Миланском, единодушны — Филиппо Мария жестокое чудовище.
Он маниакально подозрителен. Он эмоционально нестабилен. И в то же время — он хладнокровный и коварный интриган, опутавший сетью шпионов всю Италию. Кроме шпионов, у него есть отравители и убийцы. Сам он, словно паук в центре паутины, сидит в замке Павии и никогда не выходит за его стены. Окруженный людьми, преданность которых даже у него не вызывает сомнений, Филиппо Мария постоянно и неутомимо строит козни, плетет интриги, вскармливает заговоры. Италия того времени, привыкшая к кровавым чудовищам, вздрагивает от ужаса и отвращения. Герцог не воспринимается иначе чем омерзительный, жирный паук, свивший себе гнездо в груди Италии.
В быту, впрочем, герцог любил легкость и радость. Например, он не позволял никому находиться в своём присутствии в тёмной одежде. Сам Филиппо Мария чаще всего одевал белое и пурпур. Со временем он сильно растолстел. Впрочем, и без этого Герцог всегда считал себя крайне уродливым, поэтому Филиппо Мария почти никогда не позволял себя портретировать. Лучшим его изображением считается медаль, выполненная Пизанелло.
Описанием к портрету Герцога послужит цитата от его друга и биографа Пьер Кандидо Дечембрио: «Жалуя большой кредит астрологам и астрологии как науке, допускал приходить к себе наиболее опытных в этой дисциплине и не предпринимал никаких инициатив, если не проконсультировался».
Это небольшая странность, распространенная и в наши дни, не делает Герцога сильно уж сумасшедшим, зато делает Дечембрино хорошим другом. Потому что, помимо веры в астрологов, из косвенных оговорок, мы знаем, что Герцог также: «В дни новолуния он запирался в своих покоях и не допускал к себе магистратов». «Он приказал срубить все рябины, видя в их тени причину чумы», «…боялся встретить в пятницу стриженого наголо», «страшился ночи и необычного пения птиц».
Прямо скажем, нервы у Филиппо Марии были ни к черту. Однако, учитывая тысячи преданных солдат-ветеранов, сотни шпионов и десятки убийц, это не было проблемой Герцога.
Случилось форменное даркфентези. В безумном мире, наполненном войной, чумой и страданием, появился самый настоящий черный лорд (на самом деле белый с пурпуром, но это детали) которого испугались даже жестокие и хладнокровные чудовища, что правили этим кровавым карнавалом. Никто не заметил, как маленький, тихий паучок вырос в огромного, неуязвимого монстра, пожирающего всех, кто осмеливался ему противостоять.
В какой-то момент Герцог женился. Это был сугубо политический союз. Настолько сугубо политический, что герцог не потрудился сделать детей. А он мог, это доказывает его внебрачная дочь, Бианка Мария, родившаяся от связи с некой Аньезе дель Майно.