А что же основная битва? А там все устали и разошлись.
Но, поскольку писать так в героических биографиях не принято, поэтому официальная версия такая: Местность была засушливая, вдобавок день был очень жаркий. Люди и кони на поле битвы подняли тучи пыли, которая покрыла сражающихся воинов. Не было возможности отличить друзей от врагов. Тогда капитаны стали, один за другим, трубить сигналы к отходу.
Сам Карманьола, как рассказывают, утверждал что его могли бы взять в плен пять раз, если бы узнали под слоем пыли.
Впрочем, то же самое говорили и о Сфорца и о Никколо Пиччинино.
Из общего хора историков вновь выбивается угрюмый голос Кавальканти. Он подтверждает, что день был очень жарким, и бойцы очень сильно хотели пить. Упоминает Кавальканти о самоотверженности женщин на миланской стороне, которые сделали все возможное, чтобы принести воду.
Но он заостряет внимание на том, что сильная жара стала причиной быстрого разложения мертвых: «… и многие люди с обеих сторон умерли там, и не меньше от жары, чем от ударов. Дыхание крови со зловонием трупов было причиной многих смертей, потому что выпотрошенные лошади и смешанные внутренности людей и животных из-за сильной жары внезапно испортились.» Исход битвы, согласно Кавальканти, был определен не пылью, а пехотинцами армии Карманьолы, которые были спрятаны им «за кустами возле ямы». Именно их копья и арбалеты поражали миланских рыцарей во фланг, и потери от этой засады сократили число прорвавшихся в лагерь. Кавальканти не самый любимый историками источник. Я могу вам подсказать, почему. Завершающую фазу битвы он описывает так:
«…так как наши враги не могли следовать за нашими для защиты попавших под удар пехотинцев, около четырехсот всадников вышли из их лагеря, они сделали маневр и напали с тыла на наших людей, атаковавших лагерь.»
Похоже, это он про отступление Антонелло да Милано. Немного запутанно, согласны? Кстати, Кавальканти утверждает, что те 400 человек, которые вернулись из лагеря Карманьлы с очень богатой добычей, были атакованы своими союзниками. А вот это уже Кавальканти объясняет пылью.
Конечно же, пыль. Я бы тоже не узнал, кто это там сундучок с золотом везет, понятно же, что флорентиец заблудился.
Мне нравится, как Кавальканти заканчивает рассказ о битве: «И в этом сражении, таким образом, победа того дня была отдана за нашу победу, причиной которой была сидевшая в засаде пехота: и таким образом каждая армия вернулась в свои лагеря; и в тот день не было никого, кто не ощущал бы ударов другого.»
«Не было никого, кто бы не получил удара» — художественно перевел бы я.
Глава 26
Сфорца и гибридная война
Мы оставили Франческо Сфорца прозябать в подземелье замка, принадлежащему герцогу Милана. Он попал туда после сокрушительного поражения от Карманьолы.
Увы, несмотря на вечную присказку работодателей, за воротами не было очереди желающих на его место. А те, кто был желающим, не был достаточно квалифицирован. Поэтому уже скоро Сфорца отправился в Луку, если вы о такой еще помните.
Ну что сказать, пожалуй жизнеопределяющим параметром в карьере, во все времена, была удача. Например Карманьолу, хоть он и побеждал, вызвали в Венецию и обезглавили.
Сопутствовала ли Сфорца голая удача или же он и сам немного приложил к этому руку, но дела в Луке, которая воевала с Флоренцией, шли хорошо. Как утверждают источники, Сфорца даже пригласили править в Луку.
Но тюрьма, как мы помним по семейной истории Герцогов Миланских, идет на пользу мудрым. Сфорца вежливо отказался и от флорентийских взяток, и от правления благодарными луканцами, и даже не стал торопиться с триумфальным возращением в Милан, в уютную паутину Филиппо Мария.
Мария Сфорца помог Луке отбиться от Флорентийцев и убыл в родную Котиньолу. Помните ли вы еще тот горный аул, из которого был родом его отец? Сейчас, впрочем, Континьеола, заботами семьи Аттендоло (Сфорца были лишь их ветвью), расцвела и разбогатела. А благодарные наниматели для конкретно Сфорца даже одарили деревушку пышным названием «графство». Именно тут, среди хмурых и вооруженных до зубов родичей и соседей, Франческо Сфорца, граф Котиньола, проводил жизнь в мире и спокойствии. Он выслушивал флорентийских, миланских, неаполитанских и венецианских послов, благосклонно принимал подарки и избегал слов согласия или отрицания.
Впрочем, столь ловкое маневрирование не всегда проходило без последствий. Владения Сфорца в Неаполе были «национализированы» в пользу короны.
Будь Сфорца чуть поудачливее, он бы основал в Котиньоле графскую династию и та наверняка бы благополучно дожила до наших дней, но увы…
Дело в том, что пусть уже и Графство, но формально Котиньола входила в Папские Земли. И вот Папа то не стеснялся в выражениях, немедленно требуя Сфорца вместе с войсками в Рим. Если вкратце, то посланники святого престола вели себя нагло, а их требованию можно свести к «На колени упал, перстень поцеловал и побежал еретиков давить. И бабла еще мне отсыпь. Мне. И Папе.»
На самом деле, конечно, точно я этого утверждать не могу… Но дам, так сказать, контекст.
И в самом деле, со всеми этими Миланами, Флоренциями Неаполями и Венециями, мы как-то забыли о душе. А душа католической европы была в Риме. А в в Риме случилось так, что у христиан вместо всего одного папы, было целых три. Как по мне, так это же хорошо, ведь чем больше, тем лучше. И вообще, сейчас такое модно. Тогда такое называлось Великой Схизмой и никому особо не мешало, разве что слегка подрывало легитимность церкви.
Но нет, Император Сигизмунд, могущественный глава Священной Римской Империи, чья власть простиралась на все германоговорящие земли, от Австрии до Северного моря, решил, что с Великой Схизмой надо покончить раз и навсегда. В 1414 году Сигизмунд созвал в Констанце собор, куда были призваны все три претендента на папский трон, дабы каждый выложил свои козыри перед императором лично.
Помимо разрешения Великой Схизмы, Сигизмунд намеревался выжечь каленым железом иные доктринальные различия, возникшие внутри Священной Римской империи. С этой целью в Констанц, под личные императорские гарантии неприкосновенности был также вызван богемский еретик Ян Гус, которому предстояло защитить свои раскольнические воззрения, включающие несогласие с папскими индульгенциями. В результате судебного разбирательства учение Гуса было признано неприемлемой ересью по не менее чем тридцати пунктам обвинения, и Сигизмунд повелел сжечь вольнодумца на костре. Да, несмотря на собственные гарантии безопасности. Имейте в ввиду, если вдруг будете рассказывать правду сильным мира сего — убьют, и никакие святые понятия не спасут.
Затем собор обратился к рассмотрению аргументов, представленных тремя конкурентами: Иоанном XXIII (в миру Бальтазар Косса), прибывшим из Рима, Бенедиктом XII, проделавшим путь из своей резиденции в Авиньоне, и Григорием XIII, чей бродячий двор странствовал по Северной Италии. Когда очередь дошла до единственного законно избранного Иоанна XXIII, ему пришлось с разочарованием убедиться, что предметом расследования стал его образ жизни при папском дворе, включая поведение его как папы лично. Помимо трафаретного упрека в ереси (каковой вполне мог буквально зажечь вечер, как в случае Яна Гуса), он столкнулся с обвинением в убийстве своего предшественника папы Александра V и еще не менее чем с семьюдесятью другими обвинениями, хотя в конце концов шестнадцать из «самых неописуемых проступков были опущены, из уважения не к папе, но к общественным приличиям».
Из тех что в приличия пролезли — изнасилование трёхсот монахинь; сексуальная связь с женой своего брата и монахами; растление целой семьи, состоявшей из матери, сына и трех дочерей, причем самой старшей из них было всего двенадцать лет; торговля епископскими кафедрами и даже отлучениями; пытки тысяч невинных людей в Болонье и Риме.