Евдокия Николаевна Костычева. Этюд для фигуры кн. Е. Р. Дашковой. X. на к. 41,4 × 26,8.
Государственная Третьяковская галерея. Пост. в 1959 г. из собр. В. В. Турчановича. М. ранее — собр. П. Н. Ге (?). (ж-160)
Выставки: Русская живопись 2-й пол. XIX — нач. XX в. 1951–1952 гг. М. (Каталог. М., 1954); Новые поступления ГТГ. 1962. М.
1874
Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. 172 × 224,8.
Слева внизу подпись: Н. Ге СПБ. 1874.
Уменьшенное повторение 1874 года находится в Новгородском Историко-архитектурном музее-заповеднике.
Государственная Третьяковская галерея. Дар вел. кн. Елизаветы Федоровны и вел. кн. Марии Павловны в 1911 г. ранее — собр. вел. кн. Сергея Александровича. М.; Собр. А. П. и В. Е. Полетика. Пб. (2634)
Выставки: 3-я ТПХВ. 1874. Пб., М.; Всероссийская 1882. М.; Русская историческая живопись. 1939. М.
С. 58.
1873
Подготовительные рисунки для картины «Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы» 1874 года, находящейся в Государственной Третьяковской галерее.
Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Эскиз-вариант. Б., граф. кар. 25, 4 × 34.
На обороте: Мужская фигура. Набросок.
Государственный Русский музей. Дар С. Н. Казнакова в 1918 г. (р-740)
Екатерина II и Петр III. Набросок.
Голова Петра III. Четыре наброска.
Лицо Екатерины (профиль). Набросок. Б., тушь, перо. 21,8 × 35,4.
На обороте: Фигура и голова Екатерины II. Два наброска. Государственный Русский музей. Пост. в 1917 г. от А. П. Боткиной (собр. С. С. Боткина П.). (р-742)
Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Набросок композиции. Б., граф. кар. 7,4 × 9,8.
Лист слева вверху имеет подклейку.
Государственная Третьяковская галерея. Пост. в 1927 г. из Гос. музейного фонда. Ранее — собр. Г. А. Эккерта. М. (9043)
1874
Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы.
Очерченный рисунок с картины 1874 года (зеркальное отображение), находящейся в Гос. Третьяковской галерее.
Очерк шестой
ПРОСТРАНСТВО ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ
Преемственность и разрывы в истории творческой деятельности
Гуманитарные науки изучают место и роль личности в обществе, культуре и истории. Только философ может позволить себе роскошь общения с абстрактным человеком. «Историк и абстрактный человек друг с другом не встречаются, нигде и никогда. История живет реальностями, а не абстракциями»[240]. Личность не берется историком абстрактно, но рассматривается в том или ином историко-культурном контексте, что предполагает конкретное соотнесение личности с поколением, к которому она принадлежит. Психолог показывает, какова степень этой соотнесенности: выделяет ли индивид себя из социума, осознает ли свою принадлежность к тому или иному поколению; испытывает ли он, наконец, по этому поводу определенные эмоции, потому что личность может культивировать свое внутреннее родство с далеким прошлым и чувствовать отчужденность от своих современников. Этот разлад способен принимать болезненные формы, становясь причиной психических расстройств и девиантного поведения личности. Последнее обстоятельство является сферой профессиональных интересов как педагогов, так и правоведов — все зависит от степени и общественной опасности отклоняющегося поведения. Различные поколения по-разному отвечают на вопрос о нормах нравственности и границе между частным и публичным. Любые нормы и границы относительны, а процесс поиска человечеством ответа на вечные вопросы — абсолютен.
Подобное утверждение требует эмпирической проверки, — и его справедливость подтвердят представители различных отраслей гуманитарного знания, но они верифицируют это суждение каждый по-своему. Социолог изучает одно поколение — это поколение еще продолжает действовать здесь и сейчас: процессы восходящей и нисходящей социальной мобильности проявляются всего лишь как тенденция, которая имеет начало, но не имеет конца. Жизнь и судьба поколения открыты и далеки от завершения. Им еще предстоит стать историей. Историка интересует смена поколений. Смена может произойти незаметно, плавно и безболезненно, а может сопровождаться вывихом сустава времени: разрывом связи времен и утратой былых ценностей. Но в этом непрерывном процессе постоянных изменений и относительных истин есть нечто неизменное — это стремление интеллигентного человека определить свое место в меняющемся мире. История философии убеждает: люди постоянно отвечают на вопросы о том, что есть истина и в чем заключается смысл жизни. У представителей интеллигентных профессий стремление решить эти вечные вопросы осложняется необходимостью определиться по отношению к властям предержащим. Таким образом, история гуманитарного знания есть история человеческого интеллекта в его непрерывном стремлении постичь место и роль личности в обществе, культуре и историческом процессе. История гуманитарного знания предстает перед нами как интеллектуальная история.