Из подъезда вышла маленькая щупленькая старушка с мелкими морщинками по всему лицу, с морщинистыми руками, морщинистой шеей, с обвислой плоской грудью под цветной кофточкой, в длинной юбке и белой шляпке от солнца, скрывшей редкие седые волосы. Увидела окровавленное плечо парня, заботливо охнула:
— Да где ж тебя так угораздило, сынок?
Парень вяло моргнул глазами, из-под бровей глянул на старушку:
— Упал, бабуля, — и, чувствуя, что начинает быстро слабнуть, усилием воли оторвал себя от сиденья и двинулся дальше.
Еще несколько домов осталось позади, пока наконец не добрался туда, куда направлялся.
Ступил в подъезд пятиэтажного панельного дома с мрачными серыми стенами, с обшарпанными лестницами, с перекошенными почтовыми ящиками и с трудом поднялся на этаж, цепляясь здоровой рукой за потускневшие перила.
У серой облезлой двери отдышался и нажал на кнопку звонка. Звонил продолжительно, до тех пор пока за дверью не послышалась ругань и не щелкнул замок.
— Я тебе позвоню! — Грубый женский голос вырвался из открывающейся двери: — Я тебе по мозгам позвоню!
Парень шагнул через порог и повалился на высокую, широкой кости девушку в длинном замусоленном халате, расстегнутом на выпирающей широкой груди, из-под коего торчала белая сатиновая в мелкий синий цветочек ночная рубашка. Широкую талию перехватывал пояс, завязанный на животе на два узла и отличавшийся по цвету от тона халата. Лицо было с широкими скулами и черными усиками под широким носом. Широкие плечи расправлены, откинуты назад. Широкие бедра ясно показывали, что ноги под халатом не менее мощные и прочные. Вся фигура девушки говорила об ее внушительности и уверенности в себе.
Увидав парня, она мгновенно приглушила голос:
— Это ты, Глот? Ты зачем приперся на эту хату? У тебя что, своей норы нет?
Подхватила его и закричала, поворачивая лицо в сторону комнаты:
— Карась, принимай Глота, он, кажется, ранен!
Из комнаты высунулся полуодетый молодой человек с лицом как из-под топора — как будто папа Карло начал делать Буратино, но бросил, едва успев обсечь полено колуном. Запихивая синюю майку в черные трусы, подбежал и подхватил из женских рук Глота. Все его движения были тупыми и тяжелыми.
Девушка встревоженно выглянула на лестничную площадку, прислушалась и, успокаиваясь, закрыла дверь.
Карась держал Глота под руки, раздумывал, не двигался с места.
Девушка определенно не испытывала удовольствия, оттого что гость притащился к ним в таком виде. На лице проступало раздражение и опасение. Между тем метнула едкий взгляд на Карася:
— Чего теперь думать, Карась? Волоки на диван этого урода! Нашел куда припереться!
Карась потащил Глота в комнату.
Коридорчик был небольшим, но все углы его чем-то заставлены, завалены — не пропихнешься, не зацепив чего-нибудь. Ноги Глота волочились по полу, задевая то одно, то другое, сдергивая с мест и валяя, и девушка шла следом, недовольно возвращая все на свои места.
В комнате также был бардак. На всех стульях лежала скомканная одежда, какие-то мятые тряпки висели на дверях и стенах, на полу разбросана обувь и носки, на окне нечто, отдаленно напоминавшее занавески, на мебели — стаканы и бутылки, на столе — тарелки с вчерашними, а может быть, с позавчерашними остатками еды.
Глота положили на зашарпанный диван. Он застонал, открыл глаза и пошевелил губами, но никто не услышал, что он сказал.
Девушка разорвала рубашку и осмотрела рану.
— Здесь пуля сидит, — сказала. — Где ж его так?
— А черт его знает? — отозвался Карась, торопливо напяливая одежду. — Он вечно куда-нибудь вляпается! Видно, на какой-то тачке погорел! Не привел он там хвоста? Говорил же я ему — не переусердствуй с этой девкой! Понравилось ему катать ее по городу голой! Хоть бы погладил после работы, так нет, сам не ам и другим не дам! Собака на сене! Скотина! Звони, Роза, Гусю и Фишке, пускай мчат сюда что есть духу, надо этого козла лечить!
— Козел-то ценной породы! — Роза закурила сигарету, пыхнула дымом перед собой. — Сколько он тебе тачек натаскал? Другой за год не сделает столько, сколько этот за неделю!
— Поэтому и спешу, чтобы не подох прежде времени. — Карась застегнул ремень на брюках и посмотрел на Глота: — А то истечет кровью.
— Этот не подохнет. — Роза взяла телефон и со знанием дел весомо заметила: — Он живуч, как червяк.