Красная полоса становилась все шире. В разные стороны потянулись то ли от нее, то ли к ней светящиеся пунктирные линии. Снова стала видимой спираль поиска. Но выглядела она иначе — растянутой, рыхлой, будто Цезарь знал, что искать здесь то, что ему нужно, бесполезно. Теперь уже вся голограмма была озарена сгустившимся розовым сиянием.
Лайт и Милз почти одновременно взглянули на часы и обменялись улыбками.
— Время кормления. Проголодался друг.
В мозг поступили сигналы от органов, контролирующих наличие горючего. Они требуют пищи. Красная полоса — это сконцентрированный сигнал бедствия. Объявлена общая тревога. Мобилизован и центр поиска и все другое, еще никак не названное…
— Что будем делать? — спросил Милз. — Покормим?
— Погоди, это очень важная полоса, проверим…
Они продлили наблюдение еще на час.
Цезарь уже не отходил от двери. Он искал в ней щель, сквозь которую можно было бы выбраться. Его уже не интересовали ни кусты, ни клумбы. Он искал только одно — путь к пище.
Розовое сияние стало красным. Где-то в глубине, на втором и третьем плане, вытягивались полосы других цветов, но что они означали — оставалось непонятным.
— Впусти, — сказал Лайт.
Милз нажал кнопку, и дверь распахнулась. Цезарь опрометью бросился в каморку, где стояла его миска с едой.
Какой фейерверк вспыхнул в эту минуту на левой стороне кадра! Красная полоса еще светилась, но фон менялся на глазах. Возвращался первоначальный серебристый оттенок. А по диагонали снизу вверх взвивались искры, похожие на самоцветные камни.
Это буйство красок и огней продолжалось несколько секунд. Едва Цезарь уткнулся в миску и стал глотать любимую похлебку, начала блекнуть красная полоса, скрылась спираль поиска. По-прежнему чистым, спокойным стал жемчужно-серебристый фон.
Было ясно, что вспышка ярких импульсов, взбудораживших мозг Цезаря в тот момент, когда открылась дверь, отразила состояние радости. Нежданное исполнение желания — открытый путь к еде, к насыщению — вызвало новое сильное чувство. Судя по выразительности изменений, происшедших на голограмме, это чувство было даже сильнее того удовлетворения, которое принесла еда. Так выглядело кратковременное торжество над преодоленным препятствием, над закрытой дверью, над той безысходностью, которая становилась особенно мучительной по мере усиления голода.
— Все! — сказал Лайт и выключил передачу.
— Минутку, Гарри! Я включу свой датчик.
— Мы же договорились забыть о людях
— На одну минутку! — взмолился Милз. — Это нужно сделать именно сейчас.
Лайт не возражал. Появилось изображение уже знакомой голограммы Милза — таинственный мир человеческой души, запечатленное биение каждой клетки мозга, словно остановленный бег мысли, следы желаний, отпечатки чувств, тени слов, готовых связаться в осмысленные фразы. Изображение было бесконечно сложнее того, которое они видели у Цезаря. Но нашлось и общее. В самом низу голограммы, распространяя розоватое сияние, горела широкая красная полоса. Милз торжествующе ткнул в нее пальцем:
— Видишь ее, полосу голода? Вот это я и хотел проверить. Ведь и час нашего кормления давно прошел. Уж в этом-то мы с Цезарем — родня!
9
Рони Скинертон был достаточно опытным полицейским чиновником, чтобы не понимать всей серьезности решения, которое он принял. Когда его помощник Майк Рибер доложил, что на экране локатора сближаются старые знакомые — три одноместных пассажирских корабля, раз в месяц устраивавших такую космическую встречу, он приказал патрульным катерам дождаться их стыковки и потом пригнать всю компанию на базу космополо.
Все детали операции были хорошо видны на экране. Силуэты кораблей сблизились и образовали подобие трехлучевой звезды. Теперь для обмена грузами и расстыковки им потребуется не меньше сорока минут. Катера Стэна Керша пришли вовремя. Они окружили троицу, и начались переговоры, содержание которых тоже не было для Скинертона неожиданным.
— Инспектор космополо Керш, — представился Стэн. — Приказываю немедленно следовать за мной.
— В чем дело, инспектор? — спросил Джеймс Бирн, чей голос Скинертон узнал без удивления.
— За грубое нарушение правил движения в космосе я должен доставить вас на базу. — Стэн точно выполнял свою роль по задуманному сценарию.
— Убирайтесь к чертям, инспектор. Фиксируйте наши бортовые номера и отваливайте.
— Номера ваши известны давно. Нарушение правил стало систематическим, и потому я повторяю: следуйте за мной!
Щелкнул и засветился оптитрон базы. Это тоже было предусмотрено. На экране появилось разгневанное лицо Бирна. Увидев Майка Рибера, он чуть не оплевал его брызнувшей слюной.
— Скинертона к экрану! — потребовал Бирн.
— Шеф спит и не разрешил будить до шести тридцати, — со всей присущей ему флегматичностью ответил Рибер.
— Немедленно разбудить! Скажи, что на связи Джеймс Бирн.
— Не могу. Шеф спит. — И Рибер отключился.
Сейчас было важно не дать Бирну связаться с Землей. Точными бесшумными выстрелами Керш срезал корабельные антенны дальней связи и уже после этого спокойно предупредил:
— Если вы сейчас же не запустите двигателей и не двинетесь за мной, я применю оружие.
— Ну ладно, инспектор Керш, — угрожающе по сулил Бирн, — этот последний день вашей службы вы будете вспоминать всю жизнь.
Экспортируемые патрульными катерами, стыкованные корабли повернули к базе космополо.