— А почему не отключился ее интеллектуальный комплекс? — спросил Милз. — Деятельность коры, кажется, стала еще активней.
— И этого следовало ожидать. Инт не отключился, потому что он может действовать и независимо от инстинктов. Потребность познания у Кэт не только осталась, но и усилилась.
— Потребность познания, — задумчиво повторил Лайт. — Единственное, что остается… Почему?
— Вспомните первый элемент, отмеченный вами на первой голограмме.
— Спираль поиска.
— Вот именно! Способность искать — обязательное условие выживания. Не сумеешь найти пищу или надежное убежище — погибнешь. Из поиска родились любопытство, любознательность — родилось познание. Поиск оторвался от инстинктов и стал функцией интеллекта. Мы видели, как сильно у некоторых особей стремление к исследованию всего нового, неведомого, даже вовсе ненужного для удовлетворения насущных нужд. Иногда они идут на риск, превозмогают страх и боль, чтобы распознать новую вещь, новый, никем не проторенный путь. Такой бескорыстный порыв в не известность закреплен эволюцией, как необходимый для сохранения вида. Поиск расширял освоенную территорию, открывал новые возможности насытиться, новые средства обороны.
— Ну, шли на риск очень немногие, — напомнил Милз.
— Разумеется, большинство довольствовалось тем, что уже имело для благополучия, и от риска уклонялось.
— Как и все обыватели.
— Но это также биологически оправдано, — заметила Минерва. — Если бы все были первопроходцами, слишком велики были бы жертвы и вид вряд ли бы вы жил. Что касается Кэт, то до своего перевоплощения она вовсе не принадлежала к особям с ярким врожденным талантом искателя. Только сейчас, когда она освободилась от всех эмоций самосохранения, ее любопытство стало неограниченным.
— Но разве она не испытала эмоций нежности, когда увидела нас после второго рождения?
— Нет. Она не могла не узнать вас и выразила дружелюбие, подсказанное не инстинктом, а памятью о вашем добром к ней отношении.
— А если бы наше отношение было дурным?
— Вероятно, она подошла бы к вам так же, как к Бицу, — с простым любопытством.
— Но не стала бы кусаться или царапаться?
— Возможность такой реакции исключена. Она отпала вместе с инстинктами преследования и обороны. Особенно характерным для ее нового состояния было поведение, когда выскочил и бросился к ней Биц. Даже следов страха мы не обнаружили. Проявилось то же любопытство, стремление понять, что это за зверь, который когда-то так ее пугал.
— Каково же ее будущее? — спросил Лайт.
— Довольно печальное. Для нее исчезло все, что наполняло смыслом жизнь, — удовлетворение пищевых, половых и родительских инстинктов. Она навсегда утратила боли и радости бытия.
— Но остался усиленный аппарат поиска, — уточнил Милз.
— А для чего он ей? — спросила Минерва. — Да, она ищет то, чего не способна понять, ищет новое, что угодно — лишь бы новое. Без цели, без удовлетворения, бесплодно. Ведь ее Инт выше первой ступени никогда не поднимется. Это кошачий потолок. Днем и ночью будет только искать и ничего не найдет…
— А мы не можем совершить обратный синтез — превратить ее в прежнюю Кэт? — поинтересовался Лайт.
— Исключено, — твердо ответила Минерва. — Процесс необратим.
***
После эксперимента с кошкой Лайт на несколько дней погрузился в то состояние глубокого раздумья, когда он отключался от окружающей обстановки, смотрел на все невидящими глазами. Милз знал, что в таких случаях его лучше не тревожить, что все разрешится рождением новой идеи и Гарри войдет в норму. Но на этот раз отрешенность Лайта затянулась, и Милз не выдержал:
— Что случилось, Гарри? Поделись.
Его слова как будто проделали долгий путь, пока Лайт их услышал и откликнулся:
— Знаешь, Бобби… Мы что-то недодумали… Если чев будет так же лишен всех потребностей, как это произошло с Кэт, он, может быть, и станет величественным, но не человеком.
— Не понимаю. Ведь это входило в наши планы — избавить его от всех низменных материальных потребностей и тем самым освободить от всех отрицательных эмоций.
— И от положительных тоже. Утратив инстинкт продления рода, он потеряет весь комплекс альтруистических эмоций — наслаждение любовью, нежность, сострадание, доброту… Это слишком большие потери, Бобби.
Они оба смотрели на Кэт, продолжавшую свой бесцельный поиск.
— Страшно, — поежился Лайт.
— Ты смотришь на кошку. А у чева будет не кошачий интеллект. Ты отлично знаешь, как велики будут его творческие способности, его жажда познания, его целеустремленность. А разве не в этом смысл жизни? Разве счастье познания не возместит с лихвой все преходящие радости нашего бытия? Я повторяю лишь то, что много раз от тебя слышал.
— Все верно, Бобби. Но сейчас я увидел, как выглядит существо из витагена, и… Я думаю, что мы выбрали слишком легкий путь. Что-то нужно усовершенствовать. Чев должен сохранить свою связь с первоосновой природы, способность испытывать не только эмоции, связанные с интеллектуальным превосходством.
Милз обескуражено молчал. А. Лайт вдруг вскочил с дивана и весело рассмеялся.
— Оробел? Ничего страшного не произошло. Просто задача стала сложней и тем интересней. Кое-что я придумал. Придется еще поколдовать над витагеном. Но по-прежнему главное — дешифровка мозга.