— Я тоже остаюсь. — сказал Гин.
Штейн замялся. То, что он видел в больнице, пугало. Больше всего он хотел сейчас быть дома, на ферме, в окружении многочисленных родственников, напевающих, какой он умный, раз учится в Биврёсте. Хотел увидеть сестер и маму с тетушками, убедиться, что с фермой все в порядке.
— Езжай домой, — Гин положил ему руку на плечо. — Успокой маму и сестер. Мы следом.
— С–спасибо, — голос предательски дрогнул.
Леер порывисто обняла его и хлопнула по спине. Джет сгреб обоих в охапку и начал всхлипывать.
— Только не кисни, дружище, — сдавленно хмыкнул Штейн. — Еще увидимся. Позвоню как доеду.
Дождавшись, когда все трое скроются из виду, Штейн залез вслед за Матерью в машину и пристегнулся. Ехали молча, только Ангейя ругалась на пробку, которая начиналась за несколько кварталов до вокзала. Он покосился на профиль Матери. Седые волосы выбились из пучка, тонкие губы кривятся, пальцы нетерпеливо барабанят по рулю. Открыв окно, она нажала на гудок и, высунувшись, заорала скорее от досады, чем от злости.
— Хель! — Скай потерла шею, откинувшись назад. — Так до вечера не доберемся.
— Тут немного осталось. Я дойду, — Штейн отстегнулся.
— Уверен?
— Да. Спасибо.
— Береги себя, мальчик. Не лезь на рожон. — посоветовала Ангейя.
Он кивнул и вылез из машины. Снова пошел снег, превращаясь под ногами в раскисающую кашу. Натянув капюшон куртки на нос, он положил руку на рукоять духовника и скрылся в испуганной толпе. Мать Ангейя с трудом развернулась и поехала в противоположную сторону, на север. Сначала Штейн тупо следовал за толпой, растворившись в страхе, ужасе, недоумении, в тяжелом дыхании, детском плаче, резкой ругани и холоде. СБ пытались контролировать людей, дозировано пропуская через установленный на скорую руку пост, но желающих убраться из столицы было слишком много. Переставлять мерзнущие в мокрых кроссовках ноги было тяжело, словно тащить за собой с десяток несмываемых грехов. Здание вокзала замаячило впереди: дева, закрывшая одной рукой мраморное лицо, второй указывала на юг. Как во сне Штейн преодолел пост СБ и оказался втиснутым в ожидающий отправки состав, в котором царила нервная тишина надежды.
Глухие толчки земли ударили в позвоночник, взорвались впереди криками и паникой и требованием кондуктора начать движение. Штейн встрепенулся и прильнул к стеклу. Они вылезли из Нифльхейма. Синие, иссохшие тела, слишком сильные и выносливые, неторопливо наседали на СБ. Прямо перед Штейном один из драугров вцепился солдату в ногу. Поезд начал ход, и искаженное в крике лицо с глазами, полными недоумения и страха, заставило сердце Штейна сжаться. Он не мог вздохнуть. Удушающий приступ паники сжал его грудь стальными руками и вытолкнул в сторону выхода. Штейн, не слыша и не видя ничего, сбил с ног что-то орущего кондуктора и на ходу вывалился на перрон прямо к одному из драугров. В ноздри ударил затхлый смрад и свежий запах крови.
Зик вынул дрожащими пальцами меч, свой простой легкий клинок без украшений и истории, и произнес имя феникса, прирученного за деньги:
— Жар.
В этот момент что-то сильно ударило его по затылку, и на мгновение Штейн потерял сознание. Его оттащили в сторону, за баррикаду, и смутно знакомый голос захрипел на ухо:
— Вот я и нашел тебя. Быстрый, зараза. — сильная рука крепко вцепилась в предплечье не давая ни упасть, ни вырваться.
Штейн разлепил вспыхнувшие болью веки и задергался, перепугавшись сиянием бритой головы Сета. Он тащил его прочь с вокзала, обратно в город. Видок у «Ворона» был такой себе, что очень повысило Зику настроение: кровоподтек на щеке, разбитая губа и длинная царапина на шее. Обмотанный веревкой треснувший посох выглядывал из-за плеча.
— Не трепыхайся ты, — буркнул он. — Я тебя не просто так спас.
— Ты меня по голове огрел!
— Если бы не огрел, тебя бы уже покусали.
— Но зачем?
— Не думай, что от большой любви. Обменяю тебя на выход из этого города.
***
Закурив, Ангейя мысленно попросила у Бена прощения. Он не любил, когда в его машине пахло табачным дымом. Нежно похлопав развалюху (не без ее участия) по рулю, Мать сморгнула последние слезы и захлопнула дверцу. Дом Иргиафа встретил ее тишиной и больничным запахом.
— Я знала, что вы придете, — Ран вышла из кухни, слабо улыбнулась, вытирая свежую кровь с подбородка. — Простите мой вид — погода плохо сказывается на легких.
— Не извиняйся, — хрипло вздохнула Мать. — Где все?
— Я их отпустила. Пусть выбираюсь из города, — она пожала плечами. — Каков план?
— Ты была бы хорошей Матерью после Ринфе, — заметила Ангейя.
— Вряд ли я проживу достаточно долго, чтобы ею стать, — она присела на краешек дивана.
— Ты знаешь, что задумал Эгир?
— Он давным-давно не посвящает меня в свои планы.
— Он прислал Совету записку, что собирается убить Хейма. Но это высвободит мощный выброс энергии.
— Вы хотите, чтобы Ринфе сломала печать Иргиафы.
— Нет, — Скай устроилась в кресле и пошевелила угли в камине. Пламя приятно потрескивало. — Я хочу, чтобы это сделала ты.
Ран широко улыбнулась. Умиротворенно.
— После смерти Ринфе восстановишь запас сил. К тому же ты умелая врунья. Признай, что давно этого ждешь.
В глазах Ран вспыхнул и потух огонек, она развела руками и встала.
— Идемте. Она уже заждалась.
Ринфе сидела возле панорамного окна и сквозь прикрытые ресницы смотрела как снег ровным слоем ложится на весенние цветы. Пульс был слабым, дыхание сбивчивым, но Ринфе стянула дыхательную маску, чтобы прикоснуться ледяной рукой до щеки наклонившейся Скай.
— Жаль, я не смогу помочь вам, — печально сказала она.
— Передай титул матери Ран, Ринфе, — Скай сжала ее тонкую, истыканную иглами руку.
— Ты побудешь со мной? — пальцы ее слабели. Ангейя бросила короткий взгляд на Ран, на руке которой блеснула тонкая цепочка. — Побудь со мной немного. Конец близок. Отнеси меня вниз.
Скай пересадила Ринфе в каталку и, толкая кресло, шла за указывающей путь в семейный каирн Ран. Колеса бренчали по вымощенной дорожке, каталка подскакивала, норовя выбросить слабеющую Мать. Замерев на мгновение перед древной дверью, Скай последовала внутрь. Электрического света не было. Ран зажгла несколько свечей и выдолбленные над могилами в камне лики предыдущих Матерей проводили их мертвыми глазами до алтаря.
— Сюда, — Ран указала на лестницу, ведущую под склеп.
Скай бережно подхватила Ринфе, ставшую совсем невесомой. Они спустились, запустили лифт и поехали еще ниже, в самое сердце земли.
С каждым метром знакомый холод все сильнее касался кожи. Женщины вышли. Ринфе соскользнула с рук Скай, обретая последние силы. Ран в полнейшей темноте нащупала переключатель и щелкнула тумблером, включая враждебный осязаемой тьме свет. Из тесной клетушки они вышли в просторный зал, который находился и не здесь, и не там. В пустом, если не считать дребезжащий генератор, помещении шаги гулко отражались от стен. Духовник на бедре Скай покрылся изморозью от такой близости с Утгардом. Ангейя бережно потрепала рапиру по навершию.
Ран указала на панель управления, под которой в ряд выстроилось восемь углублений и девятое над. Скай засунула руку в карман и отдала Ран пять печатей других домов и шестую свою — волк с навершия подцепился ногтем. Наблюдая, как Гиафа последовательно отключает машину, вставляя побрякушки, Ангейя помогла Ринфе подойти ближе.
— Последняя, — сообщила Ран и, глубоко вздохнув, вставила в разъем простой голубоватый камень.
— Давай, Ринфе, — подбодрила Скай.
— Жаль, что это происходит так. Жаль, что Дом наш пал, — прошелестела Мать Гиафа, и в скрюченной лапке ее засиял духовник-шуангоу, который она вставила справа в разъем и, как рычаг, опустила.
Машина кашлянула и со скрипом затихла. И в тот же миг Ран слева вставила свой палаш-духовник и подняла рукоять наверх. Теперь одну из девяти трещин под Хеймдаллем сдерживала только сила Ран Иргиафы. Мгновение она стояла на ногах, глядя перед собой пустыми глазами с расширенными зрачками. Моргнула, приоткрыла рот, из которого стекла по подбородку и шее, пачкая белый свитер, тонкая струйка крови.