Наконец, в глубине послышался шорох. С той стороны двери выжидательно задышали.
– Да я это, я! – облегченно выпалил Коломнин.
Номер раскрылся, и в щель просунулся бдительный Колин носик:
– Предупредил бы! Я уж решил, что наше бабье выследило.
Укутанный в японский, расшитый драконами, халат Ознобихин посторонился, пропуская внезапного гостя.
– А я тут пару таечек надыбал. Не удержался, – похвастался он, приоткрыв дверь в дальнюю комнату, где на широкой кровати поверх одеяла оживленно лопотали меж собой две полураздетые девчушки. – Может, присоединишься?
– С меня хватит. Выпить есть?
Ознобихин взглянул пристальней, неспешно открыл наполненный бутылками бар, выбрал джин:
– И как погуляли? Как тебе Лариса?
– Так, хохотушка, – вопреки собственному намерению брякнул Коломнин. – Легко живет.
Рука наливавшего спиртное Ознобихина дрогнула, пролив несколько капель на столик, и сам он не удержался от изумленного движения головой:
– Даже так?
Поставил на журнальный столик два бокала, всмотрелся повнимательней в набычившегося в отупении товарища:
– М-да, сильна баба. Это надо – как удар держит. Мужику позавидовать. А тебе по должности положено повнимательней быть.
– То есть?
– То-то что «то есть». Больно мы скоры в суждениях, – Коля неспешно глотнул джину, посмоковал, выдернул из блюда с фруктами крошечную виноградинку и отправил следом. – У этой хохотушки два года назад на пороге квартиры; можно сказать, на ее глазах, киллер расстрелял мужа. Любимого, между прочим. Я его знал. Тот еще был мужик. Сильный, громкий. Она за ним как за сейфовской дверью горя не знала. В нефтяном бизнесе крутился. Хороший мой приятель, кстати. Одно время вместе кучковались. Даже общее дело планировали. Только я в банк отдался, а его месяца через два замочили: вроде как в криминал окунулся и чего-то там не поделили. Остались дочь пяти лет да трехкомнатная квартира. И денег – тю-тю. Как не было. Через месяц после его смерти нажралась люминалу. Едва откачали. Свекр из Сибири приехал. И обеих: и невестку, и внучку, – к себе забрал. Вот так при нем и выхаживалась – из неживых в едва живые. Это только теперь уломали съездить развеяться. А ты говоришь…
– Я говорю, что я мудак! – с чувством сообщил Коломнин.
– Кто бы спорил! Хотя мужик ей точно нужен. Аж сочится баба.
– А ты что ж?
– Мне не даст и под пистолетом.
– Потому что друг мужа?
– И это тоже. Словом, без шансов. А вот ты, думал, сумеешь растопить.
Из спальни послышалось напоминающее скрежетание.
– В общем, если хочешь, подожди. Я их с полчасика пошпокаю да выставлю. Еще поболтаем.
Последней фразы Коломнин не расслышал, как не обратил внимания на то, что исчез Ознобихин. Услышанное ошеломило его. Теперь он понял, что так поразило в этой беззаботно вроде бы веселящейся женщине. В ее смеющихся глазах угадывалась наледь. Как ряска на стылой воде, когда первая, едва заметная пленка отгораживает от внешней жизни впавшую в зимнюю спячку реку.
Вышедший через сорок минут Ознобихин не застал в номере ни внезапного гостя, ни початую бутылку джина.
Утром следующего дня, едва встряхнулись от дремы «пляжные» тайцы, на набережной появился всклокоченный невыспавшийся человек. Он уселся на парапет строго напротив отеля «Холидей», что-то непрестанно бормоча про себя. Несмотря на горячечное состояние, он пристально вглядывался в наполняющийся людской поток, потекший от отеля к пляжу. В какой-то момент вздрогнул, очевидно, заметив того, кого высматривал, но вопреки логике не пошел навстречу, а напротив, поспешно спрятался за подвернувшуюся пальму.
Еще с час Сергей Коломнин издали наблюдал за группкой отдыхающих, среди которых была и Лариса. Несколько раз порывался подойти, но всякий раз кто-то из окружающих оказывался поблизости, и он вновь ретировался. И только, когда Лариса в одиночестве направилась к воде, Коломнин решился. Не успев даже надеть сброшенные сланцы, журавлиным шагом перемахнул он горячую песчаную полосу и остановился чуть сзади, перебирая босыми ногами и пытаясь сдержать дыхание. Видимо, неудачно. Потому что женщина встревоженно обернулась.
– Ба! – вяло удивилась она. – Весельчак – балагур. Не нащебетались вчера?
Всмотрелась в его разом сделавшееся страдальческим лицо. Что-то быстро про себя определила.
– Так, понятно! Вижу, здесь подработал Ознобихин. Так вот прошу запомнить, я на отдыхе и никакие утешители мне…
– Вот, – Коломнин выдернул из кармана шорт смятый лист и протянул Ларисе. Она вгляделась в несвязные, отрывистые записи и непонимающе подняла глаза.